Новый Мир ( № 6 2010)

Утром он меня встретил с улыбкой, и я даже поговорил с ним о чем-то. А вообще, улыбки на его лице я никогда не видел. Этот хищный изогнутый клюв, прилепленный к плоскому лицу, вызывал просто жуткое ощущение. Говорили, что он сын раскулаченного калмыка и еще подростком попал в лагерь. Однажды бежал, и когда его настиг вохровец с собакой, он их зарубил топором. Уголовники имели свои компании и орудовали вместе, он же был дикарь-одиночка. Его сторонились и побаивались, но, на диво всем, со мной он потом поддерживал дружественные отношения, пока я был на Адзьве.

Самой оригинальной фигурой уголовного мира был Соловей. Среднего роста, узкоплечий, худой, с какими-то красными пятнами на лице, он некогда был лидером уголовного мира, но затем “скурвился” и стал начальничком. Заслуга в его выдвижении принадлежала, как говорили, самому начальнику всех Ухто-Печорских лагерей Соколову (или Морозу?). В прошлом, говорили, начальник бакинского горотдела НКВД, он кого-то застрелил и получил за это 10 лет. И отбывал их в качестве начальника лагерей. Ходил он в лагерном бушлате — все-таки зэк — и всячески заигрывал с уголовниками. Это называлось воспитанием через личное шефство. И таким подшефным в Адзьва-Воме стал у него Соловей. Этому необузданному истеричному парню была предоставлена отдельная комната, специальный паек и сожительница. Страшная матерщинница, она себя рекомендовала бывшей цирковой актрисой, севшей будто бы за шпионаж (все-таки романтично). И у этого товарища, вернее, гражданина я стал чем-то вроде референта. Вечером я ему докладывал о выполнении плана, писал рапортички, пил чай и рассказывал какие-нибудь приключенческие истории, которые он слушал с наивностью ребенка. Только супружница его, более грамотная (а он был совсем неграмотный), иногда вступала со мной в рассуждения и споры.

Уголовники перестали его чтить, и то, что я ходил к нему, до некоторой степени чернило и меня, но они знали, что я вынужден. Да и они пусть нехотя, но ему подчинялись. Я его много раз видел в гневе — это было страшилище. Орет, сам не зная что, угрожает, матерится, размахивает руками и тычет ими в лицо... Если не ошибаюсь, в центральных газетах после войны промелькнула заметка о его диком поведении в семье уже на воле. Хотел написать ему, но раздумал.