Новый Мир ( № 6 2011)

Я положил себе три тарталетки с икрой, пока их не расхватали Тимофеевы и Доброхотовы с примкнувшим к ним Цыдыповым, и несколько ломтей лососины. Еще один родственник, уставившийся в пустую тарелку, был слишком далеко от меня, ему я ничем не мог помочь.

Аккуратная черноволосая девочка слева от меня аккуратно резала ломтик сыра.

Сметанкин, похоже, не собирался отдавать микрофон родственникам. Ему и так было хорошо.

— Я всегда мечтал об отце, — говорил он. — О матери, но и об отце. Пацану нужен отец. Чтобы был. И я рад, что наконец нашел его. То есть нашел человека, которого рад бы назвать своим отцом. Тут, в этом городе. И если такой сын, как я, ему не покажется лишним…

И он наклонился к моему папе и приобнял его за плечи.

— Лишних детей не бывает, — сказал папа и заплакал.

И это он говорит при мне? Люди все-таки — странные животные.

— Я, совсем еще, можно сказать, пацаном, — продолжал говорить Сметанкин, — на работу устроился. Евроремонт в одном офисе, в центре. Штукатурил, обои клеил. Зима у нас суровая. Темнеет рано. И вот снег идет, холодно… троллейбус в снегу вязнет, в центре мало где окна светятся, ну как везде сейчас… И вот на углу Карла Маркса и Вейнбаума… — Он говорил как в трансе, сжимая в костистой лапе микрофон и обводя всех невидящими глазами. — На углу Маркса, значит, и Вейнбаума дом. Старый. Высокий. И там, наверху, каждый раз, как я еду, окна освещены. Теплым таким светом. И там, в окнах… девочки в черном трико, лет десять-двенадцать… у станка. Носочки тянут. И зеркало большое. И они в окне двигаются, двигаются. Снаружи зима, двадцать, а то и тридцать, мрак, а там свет горит, тепло и девочки двигаются. Маленькие. И каждый раз, как я мимо еду. В семь вечера, как штык. И я еду и думаю: вот он, другой мир, правильный мир, там все как у людей, там своих дочек учат балету, там родители, дети. Родные. Ну, в общем, свет в окошке… — Он всхлипнул и вытер нос рукой с микрофоном. — Вот и вы для меня такой свет в окошке. Вы все.

Я неожиданно для себя почувствовал, что у меня защипало в горле.

Сметанкин умел брать за душу.

Папа встал и тоже обнял Сметанкина за плечи.

— Сереженька, — сказал он без микрофона, тонким и пронзительным голосом, — Сереженька! Я всегда мечтал о таком сыне. И мой сын Сеня всегда мечтал о таком брате!

Надо же!

— О старшем брате. Который мог бы защитить. Протянуть руку помощи в трудный момент. Вот он… где же он, а, вот! Вот он сидит! Он не даст соврать!