Новый Мир ( № 6 2013)

Небольшая и совершенно академическая работа немецкого социолога Ханса  Йоаса — о наболевшем. О том, к чему апеллируют и политики, и деятели культуры, и религиозные авторитеты, — о ценностях. Хотя отстаивать свои ценности, продвигать их и защищать готов едва ли не каждый, мало кто может внятно определить, о чем вообще идет речь. Что такое вообще ценность, что такое приверженность ценностям, как эти понятия соотносятся друг с другом, как возникают ценности — только самых общих вопросов набралось у Йоаса на целую страницу. А есть еще и проблема утраты ценностей (кстати, почему всеми без исключения это явление, простите за тавтологию, расценивается негативно?). Собственно, книга и призвана дать некоторые ответы — точнее, обозначить подходы к возможным ответам. Для этого Йоас рассматривает отношение к проблеме ценностей ряда крупнейших западных философов, в том числе Фридриха Ницше, Уильяма Джеймса, Эмиля Дюркгейма, Георга Зиммеля, Макса Шелера, Джона Дьюи, Чарльза Тейлора, Юргена Хабермаса. o:p/

Не стоит ждать каких-либо определенных ответов. По существу, Йоас анализирует и толкует дискуссию, продолжавшуюся много десятилетий «от Ницше до Дьюи» и до сих пор далекую от завершения. И хотя, замечает автор, «результаты герменевтических усилий с трудом поддаются обобщению», он все же предлагает читателю некий общий вывод: «Ценности возникают в опыте формирования и трансценденции самости». Заключительная глава книги, названная «Ценности и нормы: благо и справедливость», посвящена исключительно толкованию этого достаточно темного вывода. Темного, ибо только выражение «возникновение ценностей» предполагает четыре трактовки. Это важное место, поскольку прямо касается того, как функционируют ценности в обществе. Итак, пишет Йоас, говоря о «возникновении ценностей», мы можем предполагать возникновение ценности впервые в истории; отстаивание этой ценности небольшой и постепенно увеличивающейся группой последователей; возникновение приверженности уже существующим ценностям у индивидов и, наконец, об оживлении забытых ценностей. При этом ценности «обретают свою направленность в неустойчивом балансе между опытом, артикуляцией и существующим в той или иной культуре репертуаром интерпретаций». Что же — в современном мире ценности зыбки и подвижны, а потому понятно стремление автора «объединить теорию возникновения ценностей с универсалистской концепцией морали». o:p/

Читателя может смутить тяжеловесный стиль, но это не оттого что переводчик плохо переводил, — тут беда, на мой взгляд, в наследственной безъязыкости русской философии, нет у нас слов, чтобы разговаривать о таких вещах просто. o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

NON-FICTION C ДМИТРИЕМ БАВИЛЬСКИМ

o:p /o:p

БЕЛАЯ КНИГА o:p/

o:p   /o:p

Книга [1] , между прочим, вышла в свет совсем белая, лишь на корешке портрет классика. И вот что интересно — если на собрании дневников Гомбровича «Издательство Ивана Лимбаха» [2] , которое ничего не делает просто так, само слово «Дневник» значительно превышает размерами имя и фамилию автора, то здесь, точно невзначай, обозначение жанра написано с маленькой буквы. Как если бы книга называлась: «дневники Льва Толстого». o:p/

Та же самая конструкция повторяется на титуле. Только в аннотации и выходных данных первая буква заглавия меняется на заглавную. Для чего затеяна эта оформительская игра, станет понятно, когда большая часть книги будет прочитана, — да, просто поденные записи Льва Толстого оказываются лишь поводом для ведения Владимиром Бибихиным своих собственных, «голосовых» дневников. o:p/

Это — правленые стенограммы лекций, посвященных чтению толстовских дневников: два спецсеминара (в одном 13 лекций или, как их величает сам Бибихин, «пар», в другом — 14), проходивших на философском факультете МГУ (2000 — 2001 годы) и ныне переведенных в книжный вид. o:p/

Именно это, как кажется, затрудняет вход в белый том с портретом Толстого на корешке, хотя правильнее было бы дать там портрет самого Бибихина, внешность которого случайный читатель вообще не представляет. o:p/

А представлять нужно — книга, сделанная с голоса, кажется особенно личным (физиологичным, физиологическим, едва ли не слепком телесного) высказыванием, смысл которого рождается по иным, нежели в письменном тексте, принципам.  В ином агрегатном состоянии. o:p/

Другое дело, что вряд ли у «Дневников Льва Толстого» (тираж 2000 экземпляров) найдется этот самый «простой» или «случайный» читатель, нуждающийся в прояснении «правил игры». o:p/

Посмотрите на издание сторонним взглядом — остраняясь: о чем здесь вообще идет речь? Ради чего на 478 страницах громоздятся непрозрачные философические навороты и никуда не ведущие разъяснения? o:p/

Издательство, понимая это принципиальное частничество книги, пренебрегло даже оглавлением: отныне корпус Бибихинских лекций, посвященных дневникам Толстого, представляется единым, нечленимым брикетом. o:p/