Новый Мир ( № 7 2002)

Константин, несмотря на предсмертную слабость, говорил о поэзии и передал мне в руки подборку своих стихов. Прочитав их, я оценил — и их лица необщее выражение, и внутреннюю согретость чистотой мироощущения. Надеюсь, что томик лирики Константина Мозгалова мы скоро будем держать в руках: дело чести земляков его — издать его книгу, о которой он так мечтал.

Юрий Кублановский.

* * *

Чернила, мой легкий наркотик,

откупорю пасмурным днем —

пера самопишущий кортик

блеснет потаенным огнем,

который на чистой странице

унылый пейзаж подожжет —

и дождь, собираясь пролиться,

мгновенье еще подождет.

* * *

Восторг серебрится полтиной, звеня об ошейник

косматого пса, арлекина домовых страстей.

В заснеженном парке культуры нетрезвый затейник

в отсутствие масс загрустил от своих же затей.

На кнопках баяна полдня отбивает шифровку

закрытому небу: “А я не хочу улетать!” —

и, шахматы взяв, от себя семенит в рокировку

и дыры в позиции пробует нервом латать.

Да ладно, чего там, глядишь, все еще обойдется.

Троллейбусный рог соскочил с тетивы проводов.

Плати медячок и надейся, что место найдется

тебе в этом вовсе не худшем из всех городов.

                                                              На медовой оси

По осени я вспоминаю март,

когда кружили острота и фарт

со мною в доле... Полутьму перрона

расцвечивали вспышки голосов,

и с площадных надтреснутых часов

стекало поминутно время оно.

Ты уезжала к морю... С той поры

притихли поднебесные хоры:

не век, так четверть века миновала,

но серебром мелодия звенит,

не разбиваясь о рекламный щит

в сумятице рабочего квартала.

“Летайте самолетами!” Летим —

и просквозивший мимо серафим

приметил нас, приветливо кивая.

А на земле стянуло лужи льдом,

и на кольце, как огненный фантом,

дрожит дуга последнего трамвая.

Мы будем из судьбы веревки вить:

из черной вишни варево варить

сластенам-внукам, что черкнут зеркально

по колее, спирали — все равно,

и пить на Пасху терпкое вино,

и утверждать, что день прошел нормально.

Мы будем жить, лексемы шевеля,

бытийные сезоны в быте для.

А в марте я опять припомню август

и заострю чернильное копье,

ловя дыханье легкое твое

и выбирая рифмы редкий ракурс.

                                                              В разгар охоты

Иногда на охоте лосиной

затрясет мелкий бес.

Успокойся, стрелок: за осиной

обрывается лес.

Окоем превратился, по сути,

в потемневший кармин.

Причастись и смиренья и жути

безответных равнин.

По железке, огнями залитой,

шумно скорый идет.

А в чащобе тобой не убитый

лось живет.

* * *

Любо быть кирпичом

в яичной кладке собора:

лежать, не грустя ни о чем,

ощущая острым плечом

близость церковного хора.

Краситься в белый цвет

раз в половину века,

отражать предзакатный свет,