Новый Мир ( № 7 2002)

Американский философ и эколог Линда Грэбер пишет: “Когда истинный природоохранник впервые встречается со своим личным идеальным пейзажем, он, кажется, переживает момент трансцендентальности. Такая встреча волнует его так глубоко, что его восприятие пейзажа меняется навсегда, для него он становится святым. Идеальный пейзаж восхищает и привлекает его до такой степени, что он может оставить свою семью и переехать к этому святому месту. Если же это невозможно, то он будет его посещать при каждой удобной возможности. Он может не пожалеть усилий, защищая свой идеальный пейзаж от вреда, и при изучении его с целью более глубокого оценивания он будет пытаться передать его загадочность в искусстве или просто поведать о своем восторге семье и близким”14.

Жизнь давно подтвердила правдивость этих слов. Так, известный российский и украинский природоохранник профессор И. И. Пузанов еще в детстве “заболел” Крымом, испытав там “момент трансцендентальности”, а затем всю свою жизнь посвятил защите его дикой природы. Председатель Байкальской комиссии Всероссийского общества охраны природы О. К. Гусев в молодости, попав на Байкал, был поражен дикой красотой, а затем стал одним из его ярых защитников.

Однако не обязательно испытывать благоговение перед каким-то одним участком дикой природы. Я знаю немало людей, ощущающих сакральность пространства в любом месте, где еще сохранилась свободная, неоскверненная человеком природа. Мне, например, такие ощущения памятны с раннего детства. Линда Грэбер полагает, что этих одухотворенных людей, решившихся бороться за свободу дикой природы, можно назвать особым религиозным сообществом. Это есть “братство посвященных, объединенных общей верой и социально отличных от непосвященного большинства”15. По-видимому, мы имеем в отношении к дикой природе своего рода особую религию, во многом близкую к языческой или буддийской. Я бы назвал такую религию религией природоохраны.