Новый Мир ( № 7 2003)

Я согласна с И. Утехиным, которому самой интересной показалась “археология повседневности”, построенная не на историко-литературном материале, давно перелопаченном другими, а на собственных наблюдениях и воспоминаниях (та же “коммуналка”, “диссидентская” кухня, культура анекдота, бардовская песня). Однако не думаю, что лишь отсюда выкатывается, как выразился Утехин, “зерно смысла”. Светлана Бойм — не только “научный работник” в весьма смутной и малонаучной области, но и отличный эссеист, мастер провоцирующего афористического стиля, который возбуждает мысль куда больше, нежели непременные ссылки на Мишеля Фуко и Юрия Лотмана. Приведу наугад: “Общее место — это мифическое пространство, из которого интеллектуалы постоянно изгоняют себя с тем, чтобы писать элегии и метафизические трактаты на темы утраченной общности”. Или: “Вирус китча — это глобальное осложнение после тяжело перенесенной болезни модернизации”. Или: “В субкультуре постмодернизма критика и борьба за вкус стали считаться плохим вкусом”. На странице 278 я даже нашла определениестёба(наконец!) — не очень внятное, но все же лучше, чем таинственная неизъяснимость этого понятия.

Короче, книга, пройти мимо которой было бы досадно.

Тарусские страницы. Второй выпуск. Литературно-художественный и иллюстрированный сборник. [Составители Николай Панченко и Нина Бялосинская]. М., Дом-музей Марины Цветаевой, 2003, 512 стр.

“Тарусские страницы” — это, если кто помнит, такое же мифологическое “общее место” повседневного русско-советского резистанса, как записи “на ребрах” или бардовская песня. Я — один из уже немногих обладателей раритетного сборника 1961 года, изданного в Калуге под эгидой К. Паустовского. Там мы впервые прочитали поэму Владимира Корнилова “Шофер”, повести Бориса Балтера “Трое из одного города”, Булата Окуджавы “Будь здоров, школяр” и Владимира Максимова “Мы обживаем землю”, новые стихи Слуцкого, Самойлова, Коржавина, Винокурова, новеллистический дебют Галины Корниловой, дозированно возвращаемую Цветаеву, несравненные вещи Заболоцкого, прежде запретные. Да мало ли что еще. Уже не припомню подробностей, какую именно реакцию властей вызвала эта оттепельная акция духовного непослушания, помню только — что суровую. Путь к продолжению альманаха был закрыт. Иных уж нет — большинства. Умер недавно и Роман Левита, принимавший деятельное, пылкое участие в первом выпуске; второй ему успели показать перед самой смертью...