Новый Мир ( № 7 2005)

Мне повезло — я попал на празднованиешабата,субботы. Мы сидели при трепетных свечах — Женя и Эсфирь в рембрандтовских бархатных беретах, Амос и я — в шагаловских картузах, и я изнемогал от красоты иоплаченностиэтого обряда. Я с трудом удерживал слезы гордости за свой народ: тянулись годы, века,тысячелетиягонений, передышек, унижений, истреблений, а они все так же из века в век творили эту бесполезность, так же зажигали женскими руками свечи, расставляли кубки, мужскими устами благословляли вино и халу — и смотрели друг на друга с таким же благоговением, с каким я сейчас смотрю на Женю и ее детей, потому что их устами говорит, их руками действует великая греза.

…Днесь воспеть такого принца я намерен, он зовется Израилем и в собаку злою ведьмой обращен. Всю неделю по-собачьи он и чувствует, и мыслит, грязный шляется и смрадный на позор и смех мальчишкам, но лишь пятница минует, принц становится, как прежде, человеком и выходит из своей собачьей шкуры. Мыслит, чувствует, как люди, гордо с поднятой главою и разряженный вступает он в отцовские чертоги…

Наконец-то, приветствуемый Генрихом Гейне, и я вступил в отцовские чертоги — в эту благоустроенную расщелину, от которой отходили крошечные кельи. А это что за блюдо? Ах, цимес, почтительно склонил я голову, не смея даже попробовать темно-янтарную смесь вареных овощей и фруктов, — от почтительности даже и не понять каких.

— У вас действительно холодно или мне кажется? — Я с большим опозданием заметил, что у всех идет легкий парок изо рта, а ноги у меня весьма прилично закоченели, да и руки тоже. Не говоря уже о носе.

— Экономим, — радостно засмеялись они, словно бывалые полярники над новичком.

Ничего, если всем спать в одной комнате, получается вполне терпимо. Зато когда приедет Миша, все накопления враз разлетятся, он ничего терпеть не желает, грустно улыбнулась Женя. Но меня это не должно волновать, для дорогого гостя взят у соседей обогреватель, работающий на арабской нефти, — меня это особенно позабавило: и впрямь, какая разница — тепло, холодно, — была бы греза! Жила бы страна родная, и нету других забот!