Новый Мир ( № 7 2006)

Мало кто ожидал от моего доброго знакомого, одиннадцатилетнего мальчика Теодора, что он внезапно увлечется сочинением поэзии. С одной стороны, мальчик может целый день проваляться на диване с томиком Хармса, Асадова или Анненского. С другой стороны, сам он, по известным причинам психиатрического порядка, изъясняется с трудом, почти бессвязно, не умея — или не желая — сообщить окружающим своих безотчетных мыслей. Стихи мальчика Теодора значительно яснее, чем его прямая речь; надеюсь, что создаваемый им странноватый мир (где верная орфография соседствует с весьма приблизительным воспроизведением русских склонений и спряжений, а логика строится по своим, находящимся в иных измерениях законам) достоин благосклонного внимания читателя.

Бахыт Кенжеев.

 

*    *

 *

меркнут старые пластинки

мертвым морем пахнет йод

вася в каменном ботинке

песню чудную поет

и вампир, и три медведя,

эльф, ночное существо, —

грустно ловят все соседи

бессловесную его

Ах, любители распада!

Обнимать — не целовать.

Умоляю вас, не надо

друга васю убивать.

Он певец и безутешен,

а среди его алён —

кто расстрелян, кто повешен,

кто при жизни ослеплен.

Умоляю вас, не стоит!

Погодите, он и сам

полумузыкой простою

долг заплатит небесам.

До-ре-ми! Соль-ре! На хлипкой

почве мира как малы

те, что стали хриплой скрипкой

в желтых капельках смолы

 

*    *

 *

в херсоне, где яд отвергал митридат,

где сосны шумят без кальсон,

шерстистые звезды, взвывая, твердят

о смерти, похожей на сон

в херсоне, где одноладонный хлопбок

истлел, как египетский хлбопок,

старуха рахиль продает черепок

беззвучных научных раскопок

а я малохольный считаю что зря

рука в золотых волосках

чрезмерные цены за череп царя

вещавшего на языках

давно позади копьещитовый труд

в обиде бежал неприятель

на камне горилку свинцовую пьют

сильфида и гробокопатель

грешил и военную суллу крошил

меч вкладывал вкривь а не вкось

но слишком усердно суглинок сушил

его серебристую кость

веревка протяжная с детским бельем

в прокуренной фильме феллини

и пьющие (спящие) плачут вдвоем

от запаха крымской полыни

 

*    *

 *

в подлеске фресок и мозаик

один пронзительный прозаик

алкая славы и молвы

шептал заветные словы

ему по полной ночь вломила

два метра тьмы и стенка мира

где в раме словно холст миро

висит московское метро

бывало по утрам в охапку

вагон заезженный металл

безбедный швед роняя шапку

глазел и горько пьедестал

и пел и вспоминал невольно

могилы милого стокгольма

недавний выстрел в молоко

но им до наших далеко

от легкой мысли средиземной

сочились толпы в храм подземный

краснознаменный и тп

как и положено толпе