Новый Мир ( № 7 2006)

Мария Александровна — человек с волевым характером и изумительной верностью памяти гениального мужа — мною была очень уважаема. Видя, что я боготворю Андрея Платоновича и — единственный в советском театре — ставлю его произведения на сцене, Мария Александровна открыла мне архив своего мужа и дала на прочтение пять нигде не опубликованных пьес — рукописей. Возвращая эти рукописи Марии Александровне и рассказав ей о своем восторге и потрясении от прочитанного, я выдал предложение:

— А что, если показать эти пьесы трем ведущим главным режиссерам страны?.. Вдруг кто-нибудь из них заинтересуется какой-нибудь из пьес и пробьет ее через министерство?

— Бесполезно, — сказала Мария Александровна, но на всякий случай спросила: — А кому конкретно их можно дать?

— Ефремову, Любимову и Товстоногову, — тут же ответил я. — А вдруг чудо?.. А вдруг поставят?..

— Не поставят, — убежденно качала головой вдова.

— И все-таки... а вдруг?!

Короче говоря, я с трудом убедил Платонову в необходимости поставить этот “эксперимент”. Это был мой “тест” троице самых знаменитых режиссеров советского театра.

— Мы же ничего не теряем... В конце концов, хотя бы прочтут, как я, и будут знать, что есть такой великий драматург — Андрей Платонов!.. И то хлеб!

Мария Александровна согласилась. Но при условии: не она, а я должен передать пьесы, у нее на это дело сейчас времени нет.

Я, естественно, взялся за такую ерунду — передать пьесы. Знал бы я, чего мне это будет стоить! Пьесы я тотчас же передал. Результатов долго не было никаких.

С Ефремовым имела разговор сама Мария Александровна. Он отказал, честно назвав пьесы “непроходимыми”.

Любимов пьесы не вернул. Он их отдал своему сыну, а тот их куда-то подевал. Мои вопросы относительно его впечатления остались без ответа: было ясно, что сам Юрий Петрович пьесы не успел прочитать. Однако его завлит Элла Петровна заявила мне, что Юрий Петрович пьесы читал, но считает их “не для нас”, то есть — не для Таганки. Несколько раз я надоедал с просьбами возвратить пьесы, но добиться ничего не сумел. Последний разговор с Юрием Петровичем кончился тем, что он прямо мне сказал: ко мне больше не обращайтесь. Пьесы А. Платонова так и не были мне возвращены.