Новый Мир ( № 7 2006)

...Начались репетиции, которым, как всегда, предшествовало распределение ролей. И на этот раз особых расхождений с Гогой не было, хотя теперь мне было дано право сделать свои предложения. Предлагаемый мною Олег Басилашвили на роль Серпуховского был утвержден сразу, без обсуждения. Единственную фразу бросил Гога:

— Может быть, подумать о Стржельчике... — но сам тут же поправился: — Нет, он будет опереточный, Басилашвили лучше.

Чтобы “сохранить” Стржельчика в спектакле, я предложил ему роль Генерала.

— Нет, — сказал Гога, — это второстепенная роль, не для Стржельчика... Возьмите Панкова.

Роль Вязопурихи-Матье-Мари требовала актрисы “вне возраста”. Гога предложил Валентину Ковель.

— Она будет очень хорошей лошадью. Учтите ее эксцентризм, эстрадность.

— Помоложе бы! — взмолился я. — Тут нужна красавица.

— Ничего, ничего... Все — будет!

К сожалению, как потом выяснилось, именно эта роль, в силу ее сложности, нуждалась в более тонком распределении. Валя Ковель, отменно играя Вязопуриху, все же не во всем могла достичь того, что мне хотелось в Матье.

В “табун” зачислены были актеры среднего поколения (молодых в БДТ почти не было).

— Только не называйте их табуном, это может их обидеть.

— А как?.. Ведь у Толстого — табун, и ничто другое.

— Называйте массовку хором. Это лучше звучит.

— Но у меня в пьесе табун и назван хором.

— Вот и хорошо.

Нюансы, нюансы... Вдруг — требуется псевдоэтика. То же самое вранье, только в завертке. Нельзя употреблять слова, которые соответствуют смыслу. Нужно изобретать нечто, что всех устраивает. Впрочем, “массовкой” я и не собирался никого называть. В “Холстомере” нет массовки в общепринятом театральном смысле. Хор — такой же главный герой действия, как и Холстомер. У него мощнейшие нагрузки и серьезнейшие идейно-художественные функции. Он во многом определяет эстетику и философию спектакля. Но назвать его толстовским словом “табун” было бы неверно, ибо в сценическом выражении это не только лошади, но и актеры, играющие в лошадей. Так что замечание Георгия Александровича совпадало с тем, как роль Табуна была обозначена в пьесе, и потому безоговорочно мною было принято. Но интересен сам факт этого замечания. И то, какие мотивы у этого факта — в чисто этическом плане.