Градус зрительского переживания в таком театре столь высок, что зритель не метафорически, а по-настоящему забывает обо всем — и рассудок уступает место экстатическому проявлению психофизической сущности человека. Этот момент — наивысшая ценность сценического акта, организованного по художественной воле театра. И таким моментом можно только гордиться.
Старик крикнул: “Не надо так!”
Старик не прав. Надо. Только так и надо.
Ибо на сцене происходит
превращениеодного вида искусства в другой, и Толстой театральный возникает в нашем зрительском сознании как поэт судьбы человеческой, прорицатель вселенского триумфа Добра: ведь даже смертью своей Холстомер служит жизни, — голодные волчата съедят “конину”, которую “выхаркнет” им мать-волчица, а “на лето мужик, собиравший кости”, пустит их “в дело”. Таким вот образом жизнь продолжается в пантеистическом единении всего, что есть в Природе, и тому будут способствовать лошадь-мужик и мужик-человек. Как удивительно символично это послесмертное перерождение из жизни в жизнь, отрицающее конец как таковой. Бессмертна живая душа! Бесконечна жизнь одухотворенной плоти!Напротив — “ходившее по свету, евшее и пившее”, “гниющее, кишащее червями” (о, эти смертоносные шипящие “ша” и “ща” в толстовской лексике!) “пухлое тело” князя — последний приют смердящей на весь мир пустоты, гадкий тлен, который “никому уж давно был не нужен”! В народном сознании “польза” есть священный критерий истинно высокой нравственности.
— Сколько человеку земли нужно? — вопрос Толстого.
— Человеку принадлежит вся Вселенная. Мертвяку — три аршина всего, — ответ Толстого.
“Мертвые, хоронящие мертвых” — обратим внимание на этот всесокрушающий сарказм великого гуманиста. Там, у зарезанного Холстомера, — некий мужик-труженик, здесь, у трупа Серпуховского, — такие же, как он сам, трупы... И даже уже не “живые”!
Притча завершается могучим художественным ударом писателя-титана, чья сокровенная идея макрокосмического торжества Добра над Злом морализаторски воплощается в обыкновенной реалии — поляризованном изображении двух смертей.
Вот он, наш финал!.. Вот!..
Тихое начало — тихий конец.
А спектакль — между ними, как сама жизнь...
В урочный час
Меламед Игорь Сунерович родился в 1961 году. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Автор двух лирических сборников — “Бессонница” (1994) и “В черном раю” (1998; помимо стихов в сборник включены переводы и статьи о русской поэзии). Живет в Москве.
* *
*
Все навсегда похоронено
и не воскреснет вовек.
Только небесная родина