— Ох, отец, я тебя не спросила. — Женщина звонко рассмеялась, сняла косынку и взъерошила редкие, белесые волосы. — Был бы у тебя муж военный, посмотрела бы я на тебя, каким бы ты говном питался.
— А папа военный? — спросила у бабушки Ляля.
— Нет, он просто уехал из Москвы и стал работать лесником.
В Кара-Озеке они прожили у Катуковых день и две ночи, ожидая машину. Это был поселок на три тысячи человек, районный центр, пахнущий дымом смолянистых лиственничных дров, мокрой травой утром и скотиной вечерами. Рядом с каждым домом стояли деревянные юрты — аилы, крытые рубероидом или иногда еловой корой.
Весь день шел дождь, и было сонное настроение. Они сидели в летней кухне, смотрели, как шумная, подвижная алтаечка Чечек в цветастом халате жарит на печке лепешки. На кровати иногда замирали рядком два ее пацана и девчонка в резиновых сапогах и бейсболке. Они смотрели, покусывая ногти, на Лялю и на ее бабушку, потом срывались с места, накидывая на бегу капюшоны, и выбегали на улицу, громко стукая дверью. Было слышно, как они что-то горячо обсуждают на крыльце по-алтайски.
— Ты давай ему жену ищи, — говорила Чечек. — А то нехорошо так — один сам себе живет, стряпает кого-то, стирает. Много ли настирает? Найди чистую, хорошую женщину, она за ним смотреть будет. Вон сосед его, Женька, женился на местной. Живут хорошо.
— Ну как же я ему найду? Он меня и слушать не будет. — Таня чувствовала себя немного скованно. — Я для него уже не являюсь авторитетом. Он уже взрослый, у него свои, независимые взгляды и вкусы.
— Вкусны, не вкусны — приведешь ему, он послушает. Мать-то послушает. А то только по лесу бегает, ни о чем не думает. Ему искать неохота. Ты ищи. — Чечек поставила на стол тазик с горкой жирных лепешек. — Мой Генка сейчас тоже опять в тайге, охотится. Послала его маленько погулять. Как за ним не посмотришь хорошенько — все. Беда. Я с детишками к родителям в Акташ ездила на три дня. Вернулась — все продал и пьяный по поселку шарошится. Холодильник продал, насос — воду качать, магнитофон, шесть фляг сорокалитровых… Одна худая осталась. Я прибить его хотела, так он дерется.
Дети смотрели на гостей в окошко с улицы.
Наконец Таня и Ляля сидели в кабине шестьдесят шестого и готовились встретить своего Андрея. В кузове за ними на мешках с мукой и сахаром тряслись двое лесников и директор. Ляля баюкала на коленях авоську с кошкой, которую перед отъездом им вручила Чечек. “Андрюха просил — от мышей”.