Новый Мир ( № 7 2007)

Зато она обратилась ко мне на “ты” без всяких церемоний, когда двадцать лет спустя мы снова встретились в Москве. И я — я еще не успел заметить ни косметики, ни мимики, ни прически, ни одежки, но мы всегда видим больше, чем замечаем, — я ощутил мощный выдох ординарности. И разговоры сразу же пошли — такое-то в ней настоялось вино двадцатилетней выдержки! — о доходах и квартирах, о чинах и связях с низами верхов, о нарах и Канарах…

— Как твой сын? — мимоходом поинтересовалась она. — Такой был обаяшка…

Моего сына давно не было на свете, но я не пожелал погружать свое огромное чистое горе в эту мусорную кучу.

— У него все стабильно, — сдержанно ответил я, и она вполне удовлетворилась этим ответом.

Так же, в одном ряду с квартирными и служебными перемещениями, она упомянула и о своей дочери, сразу упирая на главное — что почем. Рассказ о дочкином образовании ужасно походил на ресторанный счет: частный лицей — рупь двадцать, разговорный английский — еще полтинник, углубленная математика — ложим двугривенный сверху…

— И чего ей далась эта математика — будет прозябать, как ее папаша… Максим же все держится за своих аммонитов, на собственные деньги катается в свой любимый Мангышлак, все чего-то там еще недорыл… А сейчас сутками просиживает на работе, составляет какую-то базу данных… Доктор геолого-минералогических наук!.. — с насмешливой торжественностью провозгласила она. — Зарабатывает меньше любого клерка в нашем банке… Еще и бороду отпустил, как бомж…

Нет, в ее голосе не было презрения, в нем звучала скорее любовная гордость мамаши, сетующей на своего непутевого сынка. Но — все-таки непутевого. Только тогда я и вспомнил, что Лора вроде бы и правда училась в каком-то институте народного хозяйства, но благодаря общению с Женей я слишком крепко усвоил, что все этотак,чтобы откупиться от кесаря кесаревым, а затем уже спокойно заниматься единственно достойным свободного человека делом — витать в облаках.

Лора же теперь не просто твердо стояла на земле — она пребывала гораздо ниже ее уровня, среди каких-то палеозойских осадочных пород. Мне было слишком больно признать это, и язык мой — друг мой старался попасть в тон и даже более или менее попадал, однако глубь моей души уже безнадежно поникла у свежей могилы еще одной пленительной сказки.