Новый Мир ( № 7 2009)

“Пароходы уходили с большим количеством пустых мест, — вспоминали свидетели тех событий, — так как воспользоваться советом эвакуироваться могли только или люди со средствами, могущие рассчитывать устроиться за границей, или те, кто имел интересы на Юге и в новообразовавшихся окраинных государствах; средний же обыватель, связанный с Архангельском своей служебной или частной деятельностью, хотя и трепетал за свою судьбу, мог только с завистью смотреть на отъезд счастливчиков”.

27 сентября 1919 года корабли “союзников” ушли с рейда Архангельска. Всего в период с лета по осень 1919 года Архангельск покинули 39285иностранных солдат и 3047 офицеров. В это же время за границу уехали 6535жителей Севера.

Тогда состоялся разговор Максима Леоновича с сыном.

Леонид Леонов много лет спустя пересказывал своей дочери Наталье смысл той печальной беседы.

— Как жить? Что делать? — спросил отец. — Поедем, сын?

— Кто нас там ждет? — ответил Леонид. — Никто! А нищенствовать можно и здесь...

Мы позволим себе несколько усомниться в этой истории: осенью Леонов не мог уехать — он был кадровым военным.

Руководство Северной армией еще надеялось на чудесное изменение ситуации, например на соединение с частями Колчака.

В Архангельске вновь было объявлено военное положение. На перекрестках города были установлены пулеметы, расчетам было приказано в случае выступления рабочих стрелять.

В городе теперь уже новая власть начала экспроприировать имущество провинившихся или неблагонадежных лиц.

В преддверии готовящегося по всему фронту наступления проводится новый срочный призыв и реорганизация частей.

Приказом № 462 от 27 декабря 1919 года прапорщик Леонид Леонов переведен в 4-й Северный полк.

Вскоре он, в рядах только что сформированного пополнения, отправляется в расположение полка.

 

10. Исход

Леонов никогда позже не проявлял признаков душевной экзальтации, и у нас нет оснований предполагать, что в те дни он, видя все происходящее, мог верить в победу Белой армии.

Изголодавшийся, растерянный Север, каждый десятый житель которого за полтора года оккупации был пропущен “союзниками” и новой властью через концентрационные лагеря, находился словно в полубреду.