— Зачем кричать? — ответил Сталин с характерным акцентом. — Зачем топать?
Леонов, конечно же, имел в виду РАПП.
И РАПП действительно скоро разгонят. Леонов многие годы верил, что его разговор в первую встречу со Сталиным повлиял на ликвидацию ассоциации пролетарских писателей, измотавших все нервы “попутчикам”. Едва ли Сталин сделал это по просьбе Леонова. Но услышал и его; и его тоже.
Впоследствии Леонов еще трижды попадал на встречи со Сталиным у Горького.
Однажды, за обедом, вождь заметил вслух:
— А Леонов хитрит?
— Как хитрит, товарищ Сталин? — спросил Леонов.
— А водку не пьет.
Леонов никогда не отличался ни любовью к алкоголю, ни выносливостью в его употреблении; а тут еще и Сталин — как вообще возможно пить!
В те дни Леонов как раз работал над романом “Скутаревский”, на свою работу и сослался:
— Пишу роман. Завтра буду делать трудную главу.
(Он писал сцену охоты на лису в “Скутаревском”.)
— Понимаю, понимаю, — сказал Сталин, выдержал паузу и добавил:— “Унтиловск”?
Леонов не сразу понял, о чем идет речь. Позже вспомнилась ему частушка из “Унтиловска”: “Во рту сухо, в теле дрожь”. Над леоновским волнением иронизировал Сталин. Косвенно, кстати, подтверждая, что спектакль он все-таки видел и запрещен “Унтиловск” был не без его участия.
Окончание частушки, к слову, было такое: “Где же правда? Всюду ложь!”
Леонов пожал плечами, надеясь, что сейчас внимание переключится на иную тему, но тут вдруг встал в полный рост присутствовавший на обеде зампредседателя ОГПУ Генрих Ягода и поинтересовался:
— Скажите, Леонов, зачем вам нужна гегемония в литературе?
Было от чего похолодеть.
Леонов нашелся тогда: взъерошил волосы и сыграл под дурака:
— Какая гегемония? Я хочу, чтоб мне на голову не срали. А то сползает на глаза, я бумаги не вижу…
Ягода захохотал, довольный ответом.
К вечеру развеселились настолько, что стали петь. Горький похвалил музыкальные таланты Леонова — гости, естественно, сразу затребовали от него песни. Тот отнекивался как мог, сослался на отсутствие музыкального инструмента. Дело дошло до того, что кого-то из охраны послали к Леонову домой, в Большой Кисловский. Дверь человеку в форме открыла напугавшаяся Татьяна Михайловна— она к тому же была беременна вторым ребенком; у нее попросили мандолину для Леонида Максимовича.
Исполнение песен, — к сожалению, не знаем каких, — прошло успешно; и вообще, тогда все закончилось хорошо.
Одна из самых важных их встреч случится годом позже, в 32-м. О ней Леонов будет вспоминать часто, всю жизнь.