Новый Мир ( № 7 2011)

“Но не кто иной, как он сам потребовал от вялого писателя наличиямировоззрения(выделено Агеевым. —И. Ф.),заметив в скобках:„ (пишу это страшное слово и думаю: о боже, чего только мне не скажут по этому поводу)”. Роднянская назвала его „левым либералом”, а этот „западник” (внук крестьян по отцу и матери) без оглядки на братьев-„нигилистов” выдал сполна Фукуяме с его „Концом истории”. Агеев полагал: нашвялыйосмелел насчет скепсиса и безответственности после знакомства именно с фукуямовским концептом…

„Краткие списки” любимых и нелюбимых авторов лишь частично совпадают, скажем, с моими, но это дело десятое, то есть частное. Он перманентно сражался с Немзером, но сердечный отклик на „Дневник читателя” (за два года) — можно сказать, чистая лирика. Надо, наверно, отметить, что наиболее непримиримо он бился с „неподкупным Басинским” (намек на „неистового Виссариона”?) — на вытоптанной площадке вокруг реализма. Притом это Агеев, противник горьковеда Басинского, прочувствованно говорит: „Горький еще вернется. Мы его не дочитали”, и не надо искать у Агеева один и тот же ценник на ком-то или на чем-то.

Это люди одного поколения, но никакого возрастного патриотизма или шовинизма у Агеева нет. О. Павлова, например, он активно не принял не потому, что тот пришел с каким-то там молодым, неведомым нахрапом, а потому, что увидел в нем автора, не справившегося с собственным — не очень-то и большим — жизненным опытом, натужного копировальщика Платонова и Солженицына. С другой стороны, Агеева сокрушает странноватая продукция молодящихся патриархов — Маканина и Аксенова.

Кто бы мне сказал, что такое харизма? Агееву это смешное словцо дико не нравилось. Но вот бывает же так, что ты с человеком не очень-то и согласен, но слушаешь его. Слушаешь. С Агеевым — именно так. Харизма?

Крохотный мемуар. В 99-м у меня шел в „Знамени” очерк через отдел, названия которого я не знал, но пару раз туда заглядывал. Над угловым столом нависала белокурая голова, затылком приветственно кивавшая входящему. Человек безотрывно читал-писал. Один раз я мельком увидел лицо. Хорошее, русское. Я не знал, что он тут — главный. Согласитесь, это — стиль”.

 

Алексей Цветков, Алексей Бартошевич. Очередная попытка. О новом переводе “Гамлета”. — “Иностранная литература”, 2011, № 3.