Новый Мир ( № 7 2013)

На мясокомбинате, кроме рабочих, начальников цехов, скота, который свозили ЗИЛы и ГАЗоны, существовала своя художественная самодеятельность, которая держалась на духовом оркестре. Инструментов закупили вдосталь, но музыкантов приходилось приглашать из других организаций и коллективов, чтобы доукомплектовать вакантные места. Так в этот оркестр попали духовики, которые подрабатывали, играя на похоронах, обычно — когда хоронили отставных военных, начальников разных уровней, которые поголовно были атеистами, ну и еще когда кто-нибудь заказывал духовую музыку от семьи. Ударными инструментами тут заведовал пенсионер Миша, а медными тарелками тоже пенсионер, музыкант-отставник Коля. Самая большая морока была с трубой бас, но нашли студента местного музучилища, мать которого работала на каком-то из комбинатских складов. В среднем оркестр играл на торжествах трижды в год: на первомайской демонстрации, празднике урожая и октябрьской демонстрации, которая приходилась на ноябрь. Летом мясокомбинатовский духовой оркестр обязывали играть в парке им. Шевченко, на деревянной эстраде, обрамленной двумя огромными портретами: Карла Маркса — слева и Фридриха Энгельса — справа. Рядом — островок, узкие каналы, в которых плавали катамараны, лодки и белые лебеди. Вожди мирового пролетариата, наслушавшись за летний период разных духовых маршей и мелодий, срывались со своих мест, словно птицы, но весной их снова ловили и выставляли для публики. Пенсионеры Миша, Коля и студент музучилища, который страдал из-за своей матери, работницы комбината, больше всего любили эти летние концерты для публики на открытом воздухе. Мише не нужно было таскать перед собой здоровенный барабан, а студенту — массивную бас-трубу: когда оркестр маршировал, он, от тяжести трубы и постоянно сбивающегося шага, не всегда попадал губами на мундштук, поэтому басовая партия в оркестре мясокомбината зависала, а через несколько метров снова появлялась, точно поезд из тоннеля. В парке Шевченко играть было приятно, одиночные слушатели сидели на скамейках, на торговых лотках продавали мороженное, пиво и сладости, работали аттракционы, верещали дети, в бильярдной гоняли шары местные любители, иногда играли и на деньги. В кустах молодые девушки мяли другие шары молодым парням. После концерта в грузовик забрасывали все инструменты, и кто-нибудь из водителей отвозил их на склад, расположенный рядом с бойней. И только пенсионер Коля не сдавал своих медных тарелок, потому что это была его собственность, которую он привез из Германии, где служил в полковом оркестре как сверхсрочник. Пенсионеры Миша и Коля втайне от мясокомбината подрабатывали также игрой на похоронах с несколькими такими же шабашниками из других оркестров: милицейского, облпотребсоюза или же пивзавода. Они постоянно звали и студента, но тот не всегда мог, да и молодому парню переться с трубой через весь город как-то не пристало, поэтому он часто отказывался. o:p/

Самым трудным периодом в жизни мясокомбинатовского оркестра была первая половина августа, потому что во второй он открывал ежегодный праздник города на стадионе. На центральных скамейках сидел обком, могли также притащить какого-нибудь летчика-космонавта из Москвы, разные передовики с комбайнового завода, хлопкового комбината, доярки-героини, ну, очередные комсомольцы в униформе студенческих отрядов, голосистые пионеры со своими речевками , ветераны с медалями, и перед всеми ними первым маршировал оркестр мясокомбината. Они обходили трижды 800-метровый стадион, а концовку марша доигрывали, став лицом к обкому и почетным гостям. Для этого нужно было тренироваться, времени, как обычно, мало, дирижеры менялись, оркестрантов всегда не хватало. Пенсионеров Мишу и Колю заманивали мясопродуктами, выпивкой, одномесячной зарплатой кладовщика и почетной грамотой мясокомбинатовского профсоюза. Студент пахал за маму. Остальных — тех, кто трудился на мясокомбинате, — освобождали на этот период от работы. Тренировались на колхозном поле, которое подходило вплотную к территории комбината. В августе пшеничную или ржаную стерню оркестр вытаптывал за две недели репетиций, словно табун лошадей. Оркестр ходил от центральных ворот комбината к шоссе, на территории проводить репетиции было невозможно, поскольку партии скота приходили бесперебойно, и вся небольшая заасфальтированная площадь перед зданием дирекции всегда была заполнена машинами, которые подъезжали к бойне, и машинами, которые вывозили готовую продукцию. o:p/

Перед главными воротами комбината несколько грузовиков постоянно ждали разрешения въехать. И собиралось, может, с полдесятка. Водители открывали двери и окна — август, а привезенные коровы в кузовах машин смотрели большими глазами то на металлические ворота пропускного пункта, то на духовой оркестр, который в полном составе выстроился для репетиции на свежескошенном поле. Те водители, которые первый раз привозили скот, ошибочно считали, что это так мясокомбинат встречает коров, но более опытные разочаровывали их, объясняя, что так, мол, и так. o:p/