Новый Мир ( № 7 2013)

«Читая год за годом поступающие к нам рукописи, мы пришли к поразившему нас открытию: ни один из революционеров за всю историю человечества не достиг поставленной цели — создать справедливое общество». o:p/

В этом же номере, в рамках проекта «Критика — это критики» С. Чупринин в статье «Бывшие» пишет о литературной журналистике 1990-х. Взгляд, конечно, отсюда : на Павла Басинского, Вячеслава Курицына, Бориса Кузьминского и других. На «старую» «Независимую газету» и отдел «Искусство» в газете «Сегодня». Маски, стили, бунты и тот , ушедший вместе с молодостью и временем — легендарный «дух вольности». Который и мне до сих пор, обмолвлюсь, более чем памятен. o:p/

o:p   /o:p

Алексей Пель-Дмитриев. Мы никогда не играли «в войну». Рассказ-воспоминание. — «Дружба народов», 2013, № 5.

«Развалин на улицах Москвы я просто не помню. <…> Тогда Москва была заметно меньше, поэтому и каждая ее утрата была очевиднее. Еще из откровений военного времени, о котором я, правда, узнал уже после войны: меня всегда удивляла станция метро, которая сейчас называется „Партизанская”. Почему у нее три тоннеля? Почему она открыта в 1943 году, когда вообще в Москве ничего не строилось? „Все для фронта, все для победы”, а тут вдруг метростроевцы что-то срочно сдают. И вот я узнаю, что товарищ Сталин был гораздо предусмотрительнее партайгеноссе Гитлера — тоннель с этой станции был пробит до Кремля. В нем одним движением рычага на рельсы опускались бронеплиты, и по ним внутрь Кремля могли быстро войти сорок танков, тогда это называлось — бригада. В эти танки по необходимости загружались члены Политбюро, которые могли выскочить на поверхность уже в районе Измайлова. А это было тогда уже за городом. Там находился какой-то маленький аэродром-подскока, и все „важные и нужные” люди могли быстро улететь из Москвы». o:p/

o:p   /o:p

Михаил Петров. Встречи с Бродским. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2013, № 5.

«Мы постепенно сблизились, в чем сыграл свою роль, по-видимому, и территориальный фактор (он жил на улице Пестеля в знаменитом доме Мурузи, а я у Таврического сада, неподалеку). Я бывал у него в „полутора комнатах”, а он частенько заходил ко мне. Помню, однажды он сказал: „Майк (тогда мы по-мальчишески называли друг друга на иностранный манер — Майк, Джозеф), нарисуй мне, как устроена атомная бомба”. Я в моих профессиональных занятиях не имел ничего общего с разработкой атомного оружия, но в меру своего понимания нарисовал элементарную схему атомной бомбы, как она изображалась в популярных журналах вроде „Знание — сила”. Он долго рассматривал бумажку и, кажется, забрал ее с собой. Зачем ему это было нужно, не знаю.  Я, кстати, не встречал в его стихах каких-либо упоминаний об устройстве атомной бомбы. Но замечу: мотив этот неожиданно отозвался в 2010 году в Вильнюсе на юбилейной конференции по Бродскому. Я был приглашен туда выступить с воспоминаниями о нем и упомянул о бумажке со схемой атомной бомбы, чем повеселил аудиторию. Надо сказать, что конференция проходила в присутствии прессы. По ее окончании в телеинтервью литовский репортер спросил у меня, правда ли, что я в молодости в Ленинграде передал Бродскому чертежи советской атомной бомбы. От неожиданности я не сообразил, о чем речь. Но репортер сказал мне: „Ну как же, об этом сегодня написали вильнюсские газеты”». o:p/

o:p   /o:p

Проза без героя. — «Знамя», 2013, № 4.

«Редакция <…> пригласила к обсуждению коллег, прозаиков и критиков, попросив их ответить на два вопроса: 1. Насколько актуальной представляется Вам проблема героя в современной прозе? 2. Насколько важен герой (и как Вы его находите) для Вашего творческого процесса, для технологии Вашего письма?» o:p/

Ниже — ответы на второй вопрос двух современных писателей-интеллектуалов. o:p/

У Алексея Макушинского я привожу только финал его пространного эссе (разделение на ответы-вопросы он снял), а ответ Николая Кононова — целиком; в журнале их тексты следуют один за другим, сначала Н. К., потом А. М. Очередность изменяю. o:p/

Да, цитируя, я почему-то вспомнил знаменитое определение Гоголя о русском языке. o:p/

«<…> Великая Маргерит Юрсенар говорила о герое своего романа, переведенного на русский под названием „Философский камень”, враче, алхимике и философе Зеноне, что она любит его, „как брата”. Она же рассказывает, что во время болезни ей чудилось, будто Зенон склоняется над ее постелью, берет ее за руку. „Мне хорошо знакома эта смуглая рука, очень сильная, длинная кисть с сухими, похожими на шпатели пальцами, с довольно крупными и бледными, коротко остриженными ногтями. Костлявое запястье, впалая ладонь исчерчена множеством линий. Я ощущаю пожатие этой руки, знаю в точности, насколько она горяча…”. Дать своим героям жизнь такой полноты и силы, чтобы в трудную минуту они могли держать тебя за руку, кажется мне идеалом возвышенным, наверное — недостижимым» (А. Макушинский). o:p/