принявшего чужую религию o:p/
и хранящего теперь ее пыль. o:p/
o:p
/o:po:p
/o:pБатыр
o:p/o:p /o:p
Горел. Два раза был порезан. o:p/
Ходил с простреленной рукой. И говорят, на нем o:p/
немало темных дел. o:p/
o:p /o:p
Вечерами на бревне от старого тутовника o:p/
сутулится, усталый и больной. o:p/
Интересно, помнит он o:p/
про нашу детскую драку? o:p/
o:p /o:p
o:p
/o:pВода
o:p/o:p /o:p
Что толкнуло сбежать o:p/
вниз по крутому откосу — o:p/
не помню, но быстро o:p/
кончился рост, и чуткая крыша o:p/
сомкнулась над головой, o:p/
отменяя теченье. o:p/
o:p /o:p
Две огромных руки o:p/
до первого вдоха o:p/
вырвали из теплой утробы — o:p/
мокрого, испуганного. o:p/
Но успели увидеться черные травы o:p/
на затопленном склоне o:p/
и зеленое солнце реки. o:p/
o:p /o:p
Короткая радость стоянья на дне o:p/
до сих пор не дает научиться плавать. o:p/
o:p /o:p
o:p
/o:pКурпача
[4]o:p/o:p /o:p
Толстая гармошка, o:p/
свернувшаяся до потолка, o:p/
научи меня небу. o:p/
Подними меня выше крыши, o:p/
выше груши, урюка и одноглазой телевышки, o:p/
откуда можно всех пересчитать. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
* * o:p/
* o:p/
o:p /o:p
Мой старый дом, заросший сад o:p/
и инструмент в ладонях слабых. o:p/
Другие руки век назад o:p/
привили этот цвет и запах. o:p/
o:p /o:p
Но кажется: за шагом шаг o:p/
стволы и ветхие стропила o:p/
в младенчестве моя душа o:p/
сама из времени слепила. o:p/
[1] Мучное блюдо, подаваемое к чаю. o:p/
o:p /o:p
[2] Папа
o:p /o:p
[3] Мама. o:p/
o:p /o:p
[4] Узкое и длинное стеганое ватное одеяло. o:p/
o:p /o:p
Тайна Чингисхана
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
Этот вот видно не даром,
Из чрева яростно вырвавшись,
Сгусток кровавый в руке зажимая,
На свет появился!
o:p /o:p
o:p /o:p
Историки, писавшие на пепелищах сожженных городов, считали сгусток крови в руке будущего Чингисхана предвозвестием обрушившейся на мир катастрофы. Они не понимали, что произошло, они боялись описывать то, что видели своими глазами.
«Несколько лет я уклонялся от того, чтобы говорить об этом событии, чувствуя к нему ужас… — писал арабский хронист Ибн аль-Асир. — Если бы кто сказал, что мир с того времени, как бог сотворил Адама… не испытал такого несчастия, то он был бы прав… Наверное люди до скончания века… не увидят больше такого события… Но даже ад-Даджжал [2] уничтожит лишь тех, кто не последует за ним, а тех, кто последует за ним, он пощадит. Эти же никого не пощадили; они убивали женщин, мужчин и младенцев; они вспарывали животы у беременных и убивали зародышей… Боже, что за несчастие, искры от которого разлетелись во все стороны, и вред его сделался всеобщим! Оно распространилось по странам подобно тучам, погоняемым ветром…» [3] .
Очевидцы воспринимали эти события как ураган, смерч, землетрясение, внезапно разрушившее их благоустроенный мир.
o:p /o:p
Мир цветущего счастья, o:p/
Трехсотлетний покой, o:p/
Сад науки, искусства, o:p/
Сад культуры людской, — o:p/
Все погибло, пропало, o:p/
Как метлой сметено! [4] — o:p/
o:p /o:p
писал китайский поэт Сюйцзюнь Баоци.
Как могло случиться такое? Ведь цивилизованные государства обладали могучими армиями из десятков и сотен тысяч закованных в сталь воинов. Их границы охраняли неприступные крепости, а главные города были окружены тройными каменными стенами. Исполненные самонадеянности императоры и султаны, наверное, даже не слышали о живущих на краю земли варварских племенах, а если и слышали — то не обращали на них внимания. «Это нечто неслыханное! — писал Ибн аль-Асир. — Ведь Искандер, про которого историки единогласно говорят, что он покорил весь мир, не покорил его с такой быстротой, а в течение десяти лет, причем он никого не убивал, а требовал от людей лишь покорности. Эти же покорили большую часть населенной и лучшей земли и наиболее культурной и воспитанной, менее чем в один год» [5] .