Новый Мир ( № 8 2002)

— Но, любезный Корнелий, — сказал бы мне Сократ, — не видишь ли ты здесь противоречия? К<а>к же я, прекратив свое существование, могу его упрочить? Разве Муций Сцевола, решившись погибнуть ради родины, думал о своем существовании — я и не говорю, что он думал. Ты забываешь про общую идею, милый мой мудрец. (Не про ту идею, о которой потом наговорит нам столько хороших вещей любезный Платон, стоящий теперь с опущенным носом. Не про ту, которой через 2000 лет будут пугать крещеный народ хитрые тевтоны.) Если я приказываю что-н<и>б<удь> рабу, он не должен думать, нужно это или нет. Если какое-н<и>б<удь> мое приказание, встретив в нем усердного исполнителя, будет приложено им к 1000 вещам и окажется в 5 случаях неразумным, неужели я переменю приказание. Что было бы с землею, с нами, со вселенной, если б не существовало законов тяготенья. Но, повинуясь этим законам, человек упал с крыши и разбился, неужели природе поэтому переменять свои законы.

Ты стремишься продлить свое существование. Не умом, не постом ты дошел до этого желанья, нет, этого все твое существо хочет. Но, руководясь этим стремлением, ты делаешь то, другое, третье. Стремление это скрыто в тебе, незаметно. (Продолжение следует)...»

(Архив Корнея Чуковского.Благодарим Е. Ц. Чуковскую за предоставленную возможность публикации.)

 

В течение жизни Корнея Чуковского и в его посмертной литературной судьбе история первого выступления в печати осталась, образно говоря, непроявленной. Тем не менее и в текстах самого писателя, и в литературе о нем существенные описания этого сюжета сохранились. Наиболее обстоятельным (и единственным при жизни!) разбором «философического дебюта» следует считать несколько страниц в — опять же единственной — биографической «Книге о Корнее Чуковском» (М., «Советский писатель», 1966), написанной литературоведом и критиком Мироном Петровским. В анализе статьи биографу Чуковского, разумеется, приходилось оглядываться на господствующую идеологию, что не помешало ему достаточно подробно рассказать о ее содержании и привести обширные цитаты. «[Чуковский] не знает, — заканчивал свои размышления М. Петровский, — какое место в этих работах (будущих критических статьях Чуковского. —П. К.) займет появившийся в его первой статье образ маски, той самой, при помощи которой лицемерное общество скрывает истинную сущность вещей и понятий и по которой не годится судить о выражении лица».