Жизнь и смерть — это парные, онтологически неразъединимые параметры нашего мироздания. Но если из пары вычесть единицу, то в остатке мы получим, в нарушение законов математики, не единицу, а ноль. Поэтому дерзну утверждать, что в реалиях нашего мира смерть онтологически необходима жизни.
Удивительно, но еще в XIX веке Е. Баратынский в стихотворении «Смерть» во многом предвосхитил то, к чему так долго и трудно продвигалась наука в своем стремлении понять механизмы и биологическую роль феномена смерти. Вот эти строки:
………………………………
Однако человеку трудно смириться с уничтожением собственного «я». Поэтому он постоянно испытывает искушение протянуть руку к утраченному древу жизни. Обещанием бессмертия вне Бога соблазнил Еву сатана. «Нет, не умрете…» (Быт. 3: 4) — шептал он ей, получившей бессмертие в дар от любящего Отца. Поэтому стремление к обретению бессмертия (путем различных манипуляций, таких, как пересадка донорских органов, клонирование, введение стволовых клеток, создание лекарств на основе теломеразы или какими-то иными способами) надо признать безблагодатным, здесь можно ясно различить тот же шепот искусителя. Не на этом пути нас ждет радостная, обещанная встреча с Творцом. Пророк Моисей в своем завещании говорил: «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь…» (Втор. 30: 19). Всех тех, кто избрал жизнь в Боге, ожидает радость Воскресения, когда восстановится целокупное бессмертие человеческой личности, отойдет Херувим, преграждавший путь к древу жизни, погаснет огненный меч у врат рая. И жизнь вечная из блаженной мечты станет реальностью.
Муравник Галина Леонидовна — биолог, генетик, заведующая кафедрой экологического просвещения православной гимназии «Пересвет» (Москва). См. ее статью «Человек парадоксальный: взгляд науки и взгляд веры» («Новый мир», 2001, № 2).
Все прочее и литература
Авторитет Сергея Гандлевского настолько устойчив сегодня, что обязательное внимание привлекает к себе любой его опубликованный текст, будь то лирическое стихотворение или эссе о литературной новинке, что же говорить о романе.
Новый (первый) роман Гандлевского «<НРЗБ>» был обречен на внимательнейшее прочтение. И реакция, которая последовала сразу по выходе журнальной книжки «Знамени» (2002, № 1)[74]
, была немедленной и вполне уважительной, если не сказать комплиментарной. Иначе, по-видимому, и быть не могло.Но, конечно, эта реакция не определяется только именем автора. В романе Гандлевского отразилось и преломилось отношение целого поколения к литературе, жизнь этого поколения в литературе и в некотором смысле итог определенного ее этапа.
Такой текст, как «<НРЗБ>», был совершенно необходим, и то, что его автором оказался именно Гандлевский, только естественно и совсем не неожиданно. Кому же, как не ему, подводить итоги и расставлять акценты и оценки? Он — поэт par excellence, о чьих стихах Михаил Айзенберг (тоже не последний человек в поколении) заметил: если что другое, может, и не стихи, то Гандлевский — это стихи безусловно. То есть стихи Гандлевского воспринимаются многими его талантливыми сверстниками как беспрекословный образец сегодняшней поэзии.