Новый мир. № 8, 2002

Рецензируемый том представляет собой своего рода «собрание сочинений» молодого Гуковского. Кроме книги «Русская поэзия XVIII века» в том включены статьи, печатавшиеся в сборнике «Поэтика», и две статьи на французском языке, вышедшие впервые в «Revue des Etudes slaves». «Конечно, ряд существенных моментов истории поэзии XVIII века остался не отраженным в книге. Можно надеяться, что благосклонный читатель не посетует на меня за это, памятуя, что условия работы всякого исследователя XVIII века сильно напоминают условия деятельности путешественников ХVI или ХVII веков», — пишет Гуковский в книге «Русская поэзия XVIII века». Сама эта книга представляет собой ряд очерков, на первый взгляд не объединенных единой концепцией. Однако все не так просто. В первом очерке — «Ломоносов, Сумароков, школа Сумарокова» — рассказывается «о двух поэтических системах, о направлениях, жизнь и борьба которых составила главным образом содержание 40-х, 50-х годов и даже более позднего времени». Грубо говоря, в этих словах и заключается тот взгляд на развитие русской словесности XVIII века, который предлагает Гуковский, и две эти поэтические системы — разумеется, системы Ломоносова и Сумарокова. «Комплекс противостояния» ученого проявляется и здесь. В первом же очерке (или главе) своей книги Гуковский прямо ставит больной вопрос о подражательности русской литературы XVIII века. Не отрицая фактов заимствования и даже приводя многочисленные их примеры, Гуковский отвергает мнение о «простом подражании французским образцам» и объясняет все иначе — «не слепок, не бездушный лик», не «ложноклассицизм» (как полагал, например, Н. Н. Булич), а ситуация ученичества. И далее, основываясь на работах своих предшественников (в частности, В. Сиповского), посвященных связям литературы XVIII века с древнерусской традицией, разворачивает их наблюдения и делает вывод, достаточно неожиданный для 20-х годов: «…разнообразные воздействия, скрещиваясь, создавали нечто своеобразное, нечто оригинально-русское; ибо они попадали в сферу действия старых русских традиций, переданных современникам Тредиаковского или Ломоносова еще XVII веком и Петровской эпохой».

Примечательно, что несколькими годами позже, в совсем уже другое время и в другую научную пору своей жизни, Гуковскому тоже пришлось «оправдывать» литературу XVIII века. Так, в 30-е годы Гуковский совместно с В. А. Десницким выступил против взгляда на русскую литературу XVIII века как на «мало интересную», на классово чуждую, а потому не требующую изучения, как на литературу, расположенную «в одном из отдаленных закоулков». Но в первой главе книги «Русская поэзия XVIII века» это «оправдание» имело совсем иной характер — Гуковский не защищался, а нападал.

Кратко описав литературное пространство XVIII века и одним ударом отменив понятие «ложноклассицизм», Гуковский показывает, как из разнообразия литературных влияний появляются «свои собственные… поэтические системы», с «новыми именами, с новой славой».

«В 1741 г. из Германии вернулся в Россию Ломоносов… Своим творчеством он создал целое литературное направление». По Гуковскому, «литературному направлению» Ломоносова присущи «лирический подъем и восторг», ведущие за собой многочисленные метафоры, славянизмы, библейские выражения, «поддерживающие общую атмосферу величия слога». И если для Ломоносова «восторженный пиит руководим в своем пении не разумом, но восхищением», то для А. П. Сумарокова именно без руководства «острого разума» поэт «набредит и бредом своим себе и несмысленным читателям поругание сделает».

В Сумарокове Гуковский видит «новое, более молодое течение», столкнувшееся с литературным направлением Ломоносова. Он — полный антипод Ломоносова: главное для Сумарокова — это «ясность и чистота» в стихах, отказ от искусственности, а значит, и от «фигурности» и метафоричности речи; важнее всего для поэта простота и естественность, и плох тот, кто создает «речь совсем необычайну, надуту пухлостью, пущенну к небесам».

Столкновению и борьбе этих двух систем и посвящена первая глава книги. Начав с критики, Сумароков стал использовать «орудие еще более страшное — пародию». Впрочем, и Ломоносов отвечал тем же. В завязавшуюся литературную войну стали втягиваться молодые силы — «современники живо ощущали разлад на Парнасе, многие из них определяли свои вкусы той или иной системой и становились на сторону одного из поэтов». Гуковский очень подробно описывает перипетии литературной войны, в которую включился и сторонник Ломоносова Поповский. Однако с появлением в 1759 году журнала Сумарокова «Трудолюбивая пчела» соотношение сторон резко изменилось. Так, именно после возникновения «Трудолюбивой пчелы», а затем «Полезного увеселения» можно говорить о появлении сумароковской школы: «Это решительная атака сомкнутыми рядами, приступ, для которого Сумароков мобилизовал все свои силы». Вместе с тем даже после этого «приступа» война не закончилась, споры о преимуществах поэзии Ломоносова и Сумарокова не умолкали и позднее.