Фигуры, вписанные в пейзаж (те же смыслы, выговоренные “впрямую”), должны исчезнуть так же, как в стихе, согласно Жакоте, должны (по пути: по тому пути, на котором стих Жакоте становится прозой, оставаясь поэзией) исчезнуть сравнения, всегда приблизительные (например, девушка как нимфа). Если мы не хотим подмены, иллюзии, восковой куклы, у нас два пути (но это — один путь) — или разбудить и услышать (увидеть) в девушке нимфу (предоставить нимфе девичье тело, вызвать приступ одержимости плоти бесплотной, но яростной стихией), или — совсем убрать девушку из пейзажа, ожидая появления нимфы там,
С 22 февраля по 26 марта 2006 года в Доме Поэзии Театра Мольера в Париже шла постановка “Одиссеи” в переводе Филиппа Жакоте. Об этом великолепном спектакле, играемом одним актером15, можно было бы написать не одну статью. Но сейчас нам интересно то, каким образом — уловив импульс поэта, ставшего здесь переводчиком, — актер воплотил на сцене общение Улисса с Афиной. Как соткался пейзаж, в котором человек предстоял божеству.
…Он соткался из света, и музыки, и шума волн, и морской синевы, из которой постепенно выступил, явился нашему взгляду — глаз — око “огнезарной богини”, огромное око, предстоя которому человек — Одиссей — был равен его, этого ока, зрачку. Не дева ростом на полголовы повыше героя, как на множестве греческих ваз нам явлено, даже не глаз, который видит герой, — нет, это был глаз, который
Это была сама реальность.
Татьяна Касаткина.