Новый Мир ( № 8 2007)

Две бутылки в месяц. Торговля чудила по-своему — например, продавали водку только в обмен на две пустые бутылки. И — тут же из-под полы по полуторной цене ее можно было купить. Вслед за королями жизни — мясниками — быстро вставали на ноги и “водочники”. А спецразрешения, выдаваемые администрацией на приобретение водки для свадеб и поминок? Сам получал, когда хоронил брата в 1988 году, а после надо было продраться с этою бумажкой сквозь густую толпу в магазине на 2-й Садовой, рискуя ежесекундно получить по морде, от чего лишь слово “поминки” и спасало.

А вскоре последовала и новая карточная система.

Господи! Мы ведь и это пережили, а уж старикам их досталось несколько. Моя мать всегда сопоставляла дату моего рождения с послевоенной отменой карточек: “Когда он родился, отменили карточки”.

И вот нате вам из-под кровати!

Водочные талоны были, в отличие от продуктовых, отпечатаны на бумаге с подобием водяных знаков. Печать на талон ставили в местных жилуправлениях. Мой приятель, директор главного саратовского издательства “Коммунист”, где печатались талоны, ныне покойный, сам крупный специалист в алкогольном деле, пригласил меня к себе в кабинет, запер дверь, огляделся и достал из ящика стола огромный, еще не разрезанный лист талонов, штук, наверное, на сто. “Бери! — шепотом сказал он. — Тсс… никому!” — “А печать?” — “Найди верного человека в ЖЭУ — поставит, но тсс…” Через другого приятеля я вышел на бухгалтершу ЖЭУ, которая взялась проштамповать талоны за половину их. Вот было счастье!

Это все крупные этапы, “судьбоносные”, по любимому выражению одного из тех, кто эту гадость и затеял, а вертится в памяти какая-то мелочь вроде того, как вдруг, до талонов еще, исчезла вовсе из продажи водка, а прилавки заполнило импортное розовое очень дорогое шампанское. Помню в Москве в гастрономе под гостиницей “Москва” толпу негодующих граждан у прилавка, где продавалось только шотландское виски, стоившее раз в тридцать дороже водки.

Цензура выкидывала тогда любое нейтральное упоминание алкоголя. Нельзя было написать “они выпили”. Цензура требовала уточнить: они выпили ситро, или воды, или чаю. Мне рассказывал тогда Евгений Носов, как прицепилась цензура при переиздании к названию его классического, вошедшего в школьные хрестоматии рассказа “Красное вино Победы”. “Я им, сволочам, говорю, — басил Евгений Иванович, — что же, мне „Красное ситро Победы” его назвать?”