Новый Мир ( № 8 2007)

Я очень люблю художественные работы архитектора Александра Бродского. “Заснеженный город” — одна из лучших работ в экспозиции, но есть, как мне кажется, и недочет. Стеклянный ящик, в котором стоят маленькие домики (город), может быть занесен снегом, достаточно покрутить ручку — и ты поднимаешь пургу-метель. Ящик сделан под конкретные масштабы российского павильона на венецианской биеннале (где его впервые выставили), кто был, помнит этот скромный, тесный (и оттого, кстати, уютный) двухэтажный павильон на выселках. Вероятно, в нем артефакт находился в соразмерности, однако в ЦДХ инсталляция оказалась мелкой, мельче нужного — домики больно уж крохотные.

Я вспоминаю другую инсталляцию А. Бродского — “Кома” (вот такой же игрушечный город постепенно заливал просачивающийся из боковых капельниц мазут плюс фотографии разрушений на стенах), в продолжение которой придумана и сделана новая, архитектурно очень точно спланированная под зал галереи Гельмана (кто не был — тот будет, кто был, не забудет). Казалось бы, мелочь — домики всего-то на пару сантиметров больше, ан нет — совсем иной коленкор и выразительность. Дома ручной лепки (каюсь, спер парочку) в “Коме” казались индивидуальными и непохожими друг на дружку, из-за чего игрушечные проспекты отличались от соседних улиц; здесь же Бродский воспроизводит “типовую”, линейную застройку, словно бы копирующую компьютерную графику, — и эффект иной. Стихия выглядит при таком раскладе много внушительнее, но очень уж хрупок бассейн, очень уж далеко и отдельно сиротливое видео (пустой вагон метро, движущийся по тоннелю). Все равно — очень хорошая работа.

Как и придумка живописца А. Каллима с изображением асфальта (в соседнем зале) — я сам уже давно думаю над такими видами, давно фотографирую трещины в асфальте (с этого, кстати, начинается мой первый роман “Семейство пасленовых”) и брусчатку разных городов. У Каллима текст заурядного асфальта перегружен многочисленными подробностями. Так, конечно, тоже бывает, но очень уж нарочито вышло.

Хорош каллиграфический Гутов (“День не задался”). Хорош казахский авангардист Ербол с языком и зубами на фотографиях.

Но неожиданное отторжение возникает с работами, играющими в чужую игру. Игра не с традицией, как у многих на “Верю”, но со своими современниками, которые со стороны, вероятно, кажутся более удачливыми или успешными.