Новый Мир ( № 8 2007)

Ну о какой перспективе может идти речь в работах Тимура Новикова, которые принципиально захлопнуты, как тяжелые, обитые кованым железом, ворота? Постконцептуальные работы Вадима Захарова и Сергея Волкова с буквами и знаками тоже особой глубиной внутреннего устройства похвастаться не могут. Все происходит на первом плане, крупным кинематографическим планом, тщательная проработка маргиналий не в чести — на таком примерно принципе устроены магазинные витрины или театральные декорации, в которых самое главное — точное соотношение крупных фрагментов и деталей.

Возможно, именно в этом и заключался замысел куратора, объясняющего нам про тупиковость станковой живописи, все более и более вырождающейся в элемент необязательного декора. Ибо волна мощи, идущая от московских территорий, проникает сквозь стекло и со всего размаха разбивается о скалу стены с картинами. Из-за чего не такие уж и маленькие по формату работы словно бы съеживаются, становятся меньше и меньше. Думаю, Гончаренко сделала это осознанно, доложив посетителям о проигрыше жанра картины, ибо все прочие кураторы закрыли отвлекающие посетителей окна нейтральными стендами, нагородив клетушек для видеопроекций и инсталляций.

Попивая чай “Нестле” (внутри Башни, несмотря на недостроенность, оказалось душно и пыльно, из-за чего время от времени зрители чихали), мы спустились на этаж ниже.

Экспозиция здесь называется “Фонд ноль, или Ледяная вода эгоистических просчетов” (куратор Никола Буррио), среднестатистический набор среднехаризматических объектов, затевающих спор о соотношении визуального и звукового. Речь, титры и сами изображения, входящие в противоречие друг с другом или же дополняющие друг дружку, как в одном черно-белом видео какого-то поляка, с помощью титров дополняющего изображение.

Апофеозом здесь — работа американца Гэри Хилла “Заметки о цвете” (1994), видео, в котором маленькая дочь художника читает книгу Людвига Витгенштейна, совершенно не понимая, что в ней написано. Неподготовленная, она сбивается, захлебывается дыханием, проглатывает окончания. После этого ты заходишь в бокс, где французский сюрреалист Соллерс рассуждает о творчестве во сне, а на экране в это время транслируются древнеримские фрески (точнее, то, что от них осталось). Ты не понимаешь французского, не успеваешь за беглыми титрами, короче, суета сует и всяческая суета.