Новый Мир ( № 8 2009)

“Речь идет о том, — завершает критик, — что Леонов очень приблизительно и поверхностно знает настоящих советских людей”.

Ну, не знаем, как “советских”, а людей Леонов знал в достаточной степени и имел о них свое мнение. Не то чтобы невысокое — но печальное. Печальное.

Помимо вполне себе прозорливых критиков, были еще и высокие государственные чиновники, которые тотального леоновского пессимизма решили не замечать и к исходу 1938 года задумались о том, как им успокоить и пригреть измученных долгой нервотрепкой работников культуры.

Леонова к тому моменту еще немного “подогрели” добрыми новостями.

31 декабря 1938 года “Литературная газета” выходит с очередным шаржем на писателей. Леонов размещен хоть и спиной к зрителям, но в центре картины.

Писатели восседают за столами, пьют, некоторые из них пляшут, отдельно от стола стоит Борис Пастернак с лютней.

Леонов сидит напротив Алексея Толстого и Владимира Ставского; в руке у него вместо стакана с шампанским — маленький горшок с кактусом. Шутка такая. Писатели-то уже знают, чему Леонов посвящает свой досуг.

26 января 1939 года “Литературная газета” вновь на первой полосе публикует Леонова — на это раз отрывок из пьесы “Волк”.

А 1 февраля Леонов читает в “Правде” Указ Президиума Верховного Совета о награждении советских писателей и в числе награжденных находит свою фамилию.

Надо сказать, что Леонов награжден был далеко не один: всего осчастливили 172 литератора! Добавим, что два дня спустя были награждены 182 работника кинематографии. Следом пришла очередь театральных деятелей, художников, архитекторов и прочих, прочих, прочих… Литературу, заметим, власть ставила превыше всех искусств — потому что начинала именно с нее.

Таким образом, после двух лет непрерывного кошмара и ежеминутного ожидания ночных арестов, власть продемонстрировала культурной общественности, что она ценит ее и прощает ее за все, в чем та наверняка была пред властью виновата — но, простите уж, не добрались до вас. Зато теперь любить будете еще больше.

Первая радость Леонова от награждения (а думаете, Булгаков был бы не рад? Пастернак бы огорчился?), быть может, была несколько омрачена, когда он ревнивым взглядом осмотрел весь список награжденных. Дело в том, что 172 литератора были представлены не к одной награде, а к разным. Их всех, как водилось при советской власти, вновь разделили по ранжиру.