И завершает свою статью так: “Как художник, Леонов молод, ему исполнилось в этом году сорок лет, это пора мужественной зрелости писателя, которую он встречает в расцвете своего дарования”.
В тот же день Леонов — тяжкий груз с плеч! — выходит из дома, а навстречу ему Александр Фадеев, лично. Дошел до соседа своими ногами, не поленился. (По другой версии — позвонил.)
— Леня! — говорит. — Сколько лет, сколько зим! Что не заходишь ко мне? У тебя и юбилей был, а ты не пригласил! Нехорошо так с товарищами, нехорошо… Ах, Леня, Леня, дорогой человек…
12. “Метель”
Возвращенный к жизни, Леонов тут же приступает к работе. Если “Волк” легализован, значит, надо делать еще одну пьесу, и, быть может, на схожую тему.
В том же июле Леонов начинает писать “Метель”.
Символичное название выбрал он для новой пьесы, особенно если помнить эпиграф из Жуковского к пушкинской “Метели”: “Вдруг метелица кругом; / Снег валит клоками; / Черный вран, свистя крылом, / Вьется над санями; / Вещий стон гласит печаль! / Кони торопливы / Чутко смотрят в темну даль, / Воздымая гривы...”
Стоит обратить внимание собственно и на пушкинский текст: “…едва Владимир выехал за околицу в поле, как поднялся ветер и сделалась такая метель, что он ничего не взвидел. В одну минуту дорогу занесло; окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой, сквозь которую летели белые хлопья снегу; небо слилося с землею. <…> Наконец он увидел, что едет не в ту сторону”.
Странный, кстати, момент: Леонов начинает жуткую, зимнюю, метельную пьесу в самый жаркий месяц года. Это, наверное, говорит о том, чтбо все-таки чувствовал он внутри — несмотря на недавнее чудесное спасение после статьи в “Известиях”. Непреходящий холод он чувствовал. И это чувство понятно: если на него спустили собак вскоре после получения государственной награды — разве может гарантировать долгосрочное спокойствие какая-то статья.
Вон Михаил Кольцов был самым публикуемым журналистом в “Правде”, все знали Кольцова… И где теперь он?
1 сентября 1939 года вооруженные силы Германии вторгаются в Польшу. Началась Вторая мировая война.
Всеволод Иванов записал в своих дневниках, кто принес известие об этом: “В войну никто не верил, все думали, что идет огромная провокация <…> О войне сообщила В. Инбер. Был дождичек, и Леонов приехал на автомобиле, чтобы спросить, поедем ли мы в Тифлис <…> Жена Леонова все время старалась пройти к радио <…> Леонов принял сообщение о войне необычайно спокойно…”