Смотрите сюда, Михаил Степанович. Так. Смотрю. Ух ты, а что это такое? Это сруб. Сруб старинного колодца. Если бы ваша эта яма не разрушилась и не нуждалась в ремонте, то его не было бы видно. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что на территории завода есть автономный источник воды. Вход в подземную линзу. Вау, Инга! Вот что значит юридическое образование! Признайтесь, вас там всех учат с лозой ходить? Как, как вам вообще такое пришло в голову? Я посмотрела на старинной карте в заводском архиве. На это просто никто раньше не обращал внимания. Ну, недосуг было. Или просто не нужно. Инга! Давайте вы еще найдете на территории «Свободы» нефть и газ, и тогда мы подадим заявку в Страсбург на формирование независимого государства. А что? Оружие можем, нефть и газ можем. А остальные у нас будут арендовать. Но Водоканал-то, Водоканал! Хо-о! Мы уделаем красноглазого! Пусть отключает! Инга, вы гений! Давайте с вами спляшем! o:p/
Что это вы тут делаете, уважаемые? У нас производственное совещание. В яме? Это не яма. Это гора. Михаил Степанович, я еще хотела рассказать, каких я нашла арендаторов. Посольство Сенегала — раз. Все бы ничего, но у них висит магическое зеркало вождя, и сквозь него можно ходить в Сенегал и еще в какой-то там мир белых костей, я не знаю. Плевать, Инга! Мы уделали Водоканал. Вторая неприятная находка — производители неизвестного белого порошка. Я подозреваю, что это вполне может быть героин. Его там пара мешков килограмм по сорок. Героин — это плохо, возьмите спирт у F и незаметно сожгите. Только пожар не устройте, а то вам же потом от штрафов отмазываться. Мы уделали Водоканал! Инга, браво! Как только у нас будут заказы, я выдам вам премию. Идемте пить чай. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
30. ПЕРЕД РАССВЕТОМ o:p/
o:p /o:p
Директор NN просыпается, засыпает и снова просыпается. Мучительная дрема длится и не может разрешиться ни в сон, ни в пробуждение. Во сне он не чувствует своего тела, но видит его перед собой как лесную карту, как медвежью шкуру, как тушку-чучело страны, в темноте горящей язвами и дырками. Он засыпает, просыпается и засыпает, а может быть, он воскресает, умирает и снова воскресает. Перед глазами директора NN поблескивает лесное озеро, точнее, болото; в щелях чавкает вода, трава упруга, зелена и отвратительна. Пахнет дикой мятой, осинами, багульником, ядовито-желтые звонкие птицы цветут и цокают на ветвях, они говорят с NN: подпиши, подпиши, а то подавим. o:p/
Но NN подписать не может, и мох наваливается ему на лицо и грудь, что-то булькает, клокочет, кусочки мха болезненно вырываются из своих гнезд, обнажая страшную стертую землю, — нет, не землю, а кожу, всю в шрамах, полуразложившуюся, или это труп страны, или его собственная ладонь, а только на ней тут и там сквозят дырочки, и в этих дырочках стоит зловонная горючая жижа. Подпиши, NN, подпиши, а то подавим. o:p/
NN просыпается, выдергивает себя из сна, садится на постели. Сидит некоторое время тяжелым куском густого мрака в жидкой темноте комнаты, подсвеченной с улицы. С огромным трудом встает. Сердце бьется скоро и тошнотворно. Открыть окно и выпить водички. Сил нет. NN буквально падает на стул в кухне. Убьют, и хрен с ними. Всех убивают. Но я этого не сделаю. Тогда после тебя, за тебя, это сделает одессит D, директор по производству F, или этот его оптимистический зам Данила L. Они могут запугать Ингу. Могут просто взять завод силой. Проще простого: взять силой оборонный завод. Такое происходит вокруг сплошь и рядом. Это обыденность. Твоя жизнь тут ничего не изменит. Во рту сохнет снова, а воды больше нельзя. Дует горькой предвесенней свежестью из форточки. NN, еще раз, четко и внятно: я не буду делить «Свободу». Да, но все предприятия девятого главка уже акционированы? Акционированы. И на всех пролилась кровь. Неужели лучше оставить «Свободу» в руках государства? Мы не ослышались: государства? Вот этого, которое ничем не отличается от нас, братков? Они те же братки, кореш. Ты не знал, что всю жизнь работал на братков? Может быть, NN, ты коммунист, как этот ваш начальник цеха Пал Палыч P, который до сих пор носит у сердца партбилет? Ты хочешь и дальше лизать им жопу, а взамен получать то, что получаешь сейчас, — ноль заказов? Сколько месяцев не жрали твои рабочие? Ветераны труда, которые отпахали на это государство по полвека? Их предали. И тебя предали. o:p/
Все так. Они не жрали полгода. Государство врет и предает. Но сделки не будет. И это не государство не отдает «Свободу». Это «Свобода» выдает государству кредит. Не берет, кореш, а выдает. Длительный. Беспроцентный. Мы готовы ждать и работать столько, сколько понадобится. Если надо будет, мы прождем еще полвека. Полтысячелетия прождем. У нас есть механик D. Есть регулировщица Тася. Есть одессит D. И есть директор NN, бывший блестящий ученый, который не по своей воле залез в эту мясорубку; вечно ошибающийся, слабый, слишком мягкий, не дотягивающий, сваливающий ответственные решения на подчиненных. Но разбазарить «Свободу» я не дам. o:p/