Новый Мир ( № 9 2000)

Хлебников, как и положено авангардному гению, не привел своих однословий в систему — этим занимаются его исследователи (В. Григорьев, Р. Вроон, Н. Перцова и другие). Тем не менее к структуре словаря, парадигмальному нанизыванию многих слов на один корень тяготеют некоторые стихотворения Хлебникова (вроде “Смехачей”, где дано целое словарное гнездо производных от корня “смех”), а особенно — его тетради и записные книжки, куда, вне всякого лирического или повествовательного контекста, вписывались сотни новых слов, образующих гирлянды суффиксально-префиксальных форм, “внутренних склонений”4.

Солженицын, в соответствии со своей установкой на “расширение” русского языка, сводит на нет авторское начало своего “Русского словаря языкового расширения”, выступая как воскреситель редких и забытых слов, главным образом заимствованных у Даля и писателей-словотворцев (особенно — Лескова, Ремизова, Замятина...). Если хлебниковские словообразования — поэтизмы, в которых усилено выразительно-вообразительное начало, то солженицынские — прозаизмы, в которых преобладают изобразительные задачи: более гибко, подробно передать пространственные и временные отношения, жесты, объемы, форму вещей. “Обтяжистый”, “коротизна (зимних дней)”, “натюрить (накласть в жидкость)”, “затужный” (в двух значениях: перетянутый и горестный), “возневеровать (стать не верить, усумняться)”, “обозерье (околица большого озера)”, “наизмашь — ударяя с подъёма руки (а не прочь, не наотмашь)” — примеры солженицынских слов.

Но в какой мере их можно назвать солженицынскими? Практически все “новообразования” солженицынского словаря, в том числе и вышеприведенные, взяты из “Толкового словаря” В. Даля, где они даны в гораздо более развернутом словопроизводном и толковательном контексте, чем у Солженицына. Например, там, где Даль пишет:

“Внимательный, внимчивый, вымчивый, обращающий внимание, внемлющий, слушающий и замечающий”, —

Солженицын просто ставит слово:

“ВНИМЧИВЫЙ”, —

как бы давая ссылку на Даля.