Их младшенькие, окончившие школу, когда Софья Власьевна приказала уже долго жить, вообще не понимают, на каком они свете, вращаясь в искусственной вселенной Интернета, менеджмента и гламура… Деревня вымирает, там остались только древние старухи и лузеры. И никому из их потомков до этого дела нет… Прошкин снял свой фильм, чтобы хоть как-то вернуть им память.
А.
Не получилось. Десять копий в Москве, полупустые залы, резонанс нулевой…Б.
И все-таки приз за режиссуру на “Кинотавре”! В фестивальном контексте резонанс, говорят, был, и еще какой! Все чуть не передрались… В любом случаетема погибшей деревни заявлена, и есть повод ее обсудить. Думаешь, лучше бы этого не было?
А.
Нет, почему? Пусть будет… А о чем спорили-то?Б.
Ну, как я понял, главная претензия к фильму — избыток физиологизма.У Распутина в тексте — море рефлексии, персонажи со сложным и противоречивым душевным миром, а на экране — полулюди-полуживотные; трахаются, как кролики, и говорят каким-то нечеловеческим языком: “Отскочь, не морочь…” (фраза, кстати, из текста распутинской повести; там говорок и похлеще есть). Мне, правда, совершенно не показалось, что Прошкин как-то унизил своих героев.
Упростил — да. Но ведь внутреннюю речь на экране не передашь… Да и сама ситуация видится теперь по-другому.
Распутин писал в 1974 году, когда деревня была еще жива. И рефлексия в повести во многом авторская. Он взял трагическую, пограничную ситуацию, как в “Преступлении и наказании”, — великая вина, несовместимая с жизнью. Только преступление тут не против Бога, не против личности — своей ли, чужой, — а против непререкаемой, великой народной правды. Общая правда тут вместо Бога. Она под сомнение ни в коем случае в тексте не ставится. Дело в другом: общая правда, подробно и настойчиво доказывает Распутин, питается соками неповторимой индивидуальной души. Деревенские люди — не винтики, не щепки. У каждого — своя жизнь, свое счастье, свои, незаемные чувства. Если они совпадают с вектором
общих, мирских устремлений — это рай на земле. Вступают в противоречие —
человек неизбежно гибнет. Но если нащупать баланс, — нет, не в этой ситуации
с дезертиром, там все понятно, а в целом, — деревенская жизнь сохранится, продолжится в дорогих Распутину ментально-психологических формах.
Сегодня ясно: не сохранилась. И не сохранилась именно потому, что общее привычно, всегда, с полным правом безжалостно пожирало частное. Рухнуло в итоге и то и другое. Смысл названия, который в школьных сочинениях возводят к