— А когда я был маленький, — вздохнул Дима, ковыряя палкой головешку, — мой папа-алкоголик однажды забыл меня в трамвае. Я шел домой один через весь город, ревел и хотел его убить. Потом наутро меня бабушка за хлебом послала, выхожу, а он на площадке лежит. Поманил пальцем, по карману себя хлопает и мычит. Нагнулся, смотрю, а у него там — петушок на палочке. Весь в табачных крошках.
— “Ой, мама, ой, мама, болят мои раны…” — неожиданно загудел
Деня, подходя к костру.
— Нахрюкался, поросенок! — обрадовалась Сашка.
— “Болят мои раны глубоки…” — с грустным цыганским задором откликнулась Алина.
Надя снова встала и пошла бродить. Звезды не давали ей покоя. Ночь терлась о шершавые бока планеты, шуршала в черных яблонях, шипела и шныряла в лопухах. Наде казалось, она слышит, как движется Земля по своему небесному руслу. Слезы стояли в глазах, и Надя смотрела вверх, чтобы они не пролились.
“Какие же мы маленькие, — думала она, и звезды начинали дрожать и двоиться. — В таком огромном мире. Как это страшно. Как я их всех люблю”.
Кто-то шел по соседней грядке, с хрустом наступая на стебли спящих цветов.
— Надька, ты где? Куда ты все убегаешь?
— Дим, я тут, иди сюда.
Надя наугад протянула руку и выудила из тьмы Димку. Скатилась за горизонт еще одна звезда. Ветер лениво поворочался, зевнул, и снова все стихло. Надя уткнулась в Димку и обхватила его что было сил.
— Плачешь?
— Нет.
— А почему у меня рубашка вся мокрая?
— От росы, наверно.
Надя плакала, обнимала Димку и чувствовала, что в ней, маленькой и слабой, как все, отворяется робкая дверка в огромный бесконечный мир. И почему-то вдруг стало совсем не страшно. И близко до самых далеких звезд.
— “Смерть побеждающий вечный закон — это любовь моя…” — прорезался сквозь ночь звонкий Алинин голос.
— Пойдем-ка спать, — зевнул Димка. — Я уже напелся до поросячьего визга.
— Нахрюкался, стало быть, — усмехнулась Надя, вытирая глаза.
И они пошли, то и дело спотыкаясь и поддерживая друг друга. Из-под ног у них шумно выпрыгнула большая лягушка. Кот Гринька и его безымянный соперник, истошно завывая, сцепились за сараем.
— “Это не сон, — пела Алина. — Это не сон. Это вся правда моя. Это истина…”
Людь
Первой ее замечает двухлетняя Ляля, стоящая на табуретке у окна.
— Бака, бака! Люка папот эет! — вопит Ляля, что значит: — Бабушка, бабушка! Любимка паспорт несет!