Новый Мир ( № 9 2009)

“Все персонажи цикла показаны разом изнутри и снаружи. При этом они вовсе не очеловечены, в них не вкладывается людская психология. Никаких аллюзий, параллелей. Но само собой, невесть откуда в стихах о злоключениях ягненка либо щенка возникает измерение не сенсуальное (простите за ученое словцо), не физическое, но сугубо метафизическое. Не стану напоминать образцов русской и мировой литературной анималистики, скажу только, что и в армянской прозе существуют изумительные изображения животных, их если не души, то внутреннего мира. Таковы повести Гранта Матевосяна „Алхо”, про старого конягу-доходягу, и „Буйволица”; тому лет еще двадцать русская критика много восхищалась ими. Так что у Севака есть из чего исходить, от чего отталкиваться. Но — в прозе. Напротив, армянская (да, на мой взгляд, и русская тоже) поэзия не знает изучающего и вместе любовного, сочувственного и притом отстраненного взгляда на эту „гармонию, не знающую изъяна”. Природа, животные в частности,— зеркало человеческого сообщества, мы свое зеркало разбили. Такова приблизительно натурфилософия Севака Арамазда. Но стихи на то и стихи — они красивей и богаче вывода, из них извлекаемого” (Г. Кубатьян).

В гостях у Мандельштама. Беседа Юлии Мещерской с поэтом Юрием Кублановским. — “Подъём”, Воронеж, 2009, № 3.

“Мандельштама я впервые прочитал в середине 60-х в Московском университете: тогда это был еще самиздат. На всю жизнь запомнил листочки бледной машинописи. Это были как раз „Воронежские тетради”, и эти стихи с тех пор и по сегодня стали спутниками моей жизни. Их тайну исчерпать невозможно, в них заложена энергия, явственно свидетельствующая о надматериалистической природе лирического вдохновения. Самые радикальные сюрреалистические сдвиги в этих стихах зиждутся на твердой подкладке реальности и высокого смысла. Мандельштам вылечился в Воронеже от, условно говоря, эстетизма, в его текстах неожиданно зазвучали кольцовские и даже есенинские нотки. Редчайшее сочетание интеллектуализма и простоты обезоруживает”.

Вспоминая Александра Агеева. — “Знамя”, 2009, № 7.

Анатолий Королев, Анна Кузнецова, Анатолий Курчаткин и Сергей Чупринин.

“Не знаю, сколько он выпивал в эту пору. Но, надо думать, равновесие, чувство цельности себя и мира могла ему дать все та же норма, что и прежде. Смертельная, по сути, норма.