Новый Мир ( № 9 2012)

Ангелина Степановна, мать шофера Коли, была худая, поджарая, как сын. Она только что вернулась с урока, учительница, и в их полуподвальной квартире, а жили при школе, рядом с котельной, стоял слабый запах убежавшего молока. Потом, уже подавая Леле шубку “под котик”, а Лючин сразу же узнал Анину шубу, конечно же, для Большого театра дадена сестре, но ведь и немножко для него, хотя он тут и не заблуждался особенно, так вот, в тесной передней, где кроме вешалки и приваленного к стене велосипеда газовая плита двухконфорочная в уголку, вечно принюхивающийся ко всему Лючин — уж такая манера! — увидел наконец эту самую злополучную алюминиевую кастрюльку с запекшейся по краю пенкой. Пока Леля мерила за ширмой платье, сшитое Ангелиной Степановной, и обе женщины о чем-то шептались, посмеиваясь, скрытые от Лючина, он сидел, послушно отвернувшись к окошку, и держал на коленях свежий номер “Крокодила”. Сунула прямо в руки Ангелина Степановна, чтоб не скучал; она так и сказала: “Чтоб не скучали!” А разве он мог скучать, когда здесь, в комнате, и рядом почти — Леля. Он отложил журнал с дядей Сэмом в полосатых брюках и звездном жилете, там еще на обложке какие-то летучие гады с европейскими флагами и в шляпах клубились, и сразу даже не понял, откуда столько детских девчачьих ног в калошах и валенках, рейтузах и шароварах из байки толчется перед ним, обрезанные деревянною рамой окна с вспухшей масляной краской. Потом маленькие ноги стали послушно строиться, и под загремевший прямо с потолка горн появились и встали, все перекрыв, тяжелые женские боты из блестящей резины.

— Сегодня сбор дружины, — объяснила Ангелина Степановна, выходя из-за ширмы. Говорила с булавками во рту, но очень отчетливо, будто они ей и не мешают нисколько. — Сбор в Доме пионеров. А у нас такое чепэ! Лелечка, пожалуйста, не забудьте, застежка на юбке сзади. Такое чепэ! Слышишь, Коля?

Лючин и не заметил, как Коля появился в их единственной комнате, а Ангелина поставленным голосом: