— Нет, Наталья. И я еще жива. — У песни был припев: «Жаль, что она умерла».
— Извини, — кивнул Дробов, — но Таня, судя по всему, была классной… Может, выпьем что-нибудь? — За их спиной был бар.
Девушка легко согласила:
— Давай. Сейчас, только узнаем, какая следующая будет… Я «Мусорный ветер» послушать хочу.
Следующей песней был не «Мусорный ветер», и они пошли к бару.
— Я первый раз на «Крематории», — сказал Дробов, — хотя воспоминания у меня с ним очень мощные связаны.
— Какие?
— Я с билетом на него в армию уходил. До последнего надеялся, что отправку перенесут, и схожу… А довелось только теперь.
— Ты в армии был? — Наталья посмотрела на него с интересом.
— Ну да.
— А откуда приехал?
— Куда?
— Сюда, в Москву.
— Хм, с Большого Тишинского переулка.
— Москвич… Не похож.
— А ты?..
— Я с «Полежаевской».
— Ничего себе! Почти, получается, соседи.
После этого стали встречаться. Дробов подарил ей диск с песнями своей группы (сам сделал сборник из не очень матерных и примитивных), Наташе понравилось…
Как поначалу она не поверила, что Дробов москвич, так и он не верил, что она родилась и прожила свои двадцать шесть лет в столице. Нетипичная москвичка. Хотя… Хотя их очень много, таких нетипичных, просто ведут незаметный образ жизни. Словно прячутся от этого круглосуточного шума, суетни, битв за деньги, за славу…
Окончила после школы бухгалтерские курсы, работала в одном научно-популярном журнале, который когда-то, в советское время, был популярным, а теперь… Около пятисот подписчиков, около тысячи покупателей.
Когда Дробов впервые побывал в их редакции на Новой Басманной, просто глазам не поверил: показалось, что попал в декорации фильма о глухом застое. Громоздкие, толстостенные шкафы с какими-то пыльными книгами, подшивками; скрипучий, шевелящийся паркет под ногами, фанерная обшивка на стенах, все покрыто потемневшим лаком. В кабинетах большие столы, тяжеленные стулья, которые женщины не переносили, а перетаскивали. И хоть в то время уже стояли компьютеры, но на сейфах, шкафах, на широких подоконниках — как какой-то ветеранский резерв — пишущие машинки…
Люди в этом здании были тоже словно из прошлого, проводили рабочий день неспешно, в полусне, с постоянным жиденьким чаем, печеньками, ленивыми разговорами… Дробову опять вспомнился фильм «Курьер». И наверное, таких заповедников по Москве еще оставались сотни и сотни, а может, и в свежих офисах создавалось, устанавливалось нечто подобное.