— Странно ты говоришь, — задумчиво сказала девушка. Мы медленно брели по дороге, звездное небо освещало нам путь, — я все никак не пойму, кто ты. Вчера ночью я была уверена, что ты обычный бродяга. Днем убедилась, что ты высокородный, просто почему-то ходишь в тряпье, а сейчас я в замешательстве.
— Даже не пытайся разгадать мою натуру, — грустно улыбнувшись, сказал я, посмотрев на небо, — боюсь, понять все, что творится в моей душе не под силу никому.
— Странный ты, — вздохнула девушка, — загадочный, говоришь странно, тоска в голосе проскальзывает.
— Не волнуйся, тоска эта то есть, то нет, — отмахнулся я, — какой смысл из-за нее беспокоиться?
— И неужели никак от нее нельзя избавиться? — участливо спросила девушка, — Может, нужны деньги, помощь? Я могу помочь.
— Ни деньги, ни что-либо еще не поможет, — вздохнул я, — понимаешь, со мной случилось то, что навсегда поселило во мне эту тоску. Она не сильна, но неутолима. И даже если получить то, из-за чего я тоскую, то все равно возникнет другая тоска. Так что лучше я буду жить, как живу!
— Ну не знаю, — задумчиво пробормотала девушка, — не расскажешь, по чему или… по кому твоя тоска?
— Сие великая тайна есть! — сказал я пафосно, сделав серьезное лицо. Но потом улыбнулся, подмигнул опешившей девушке и сказал, — А ты любишь песни?
— Песни? — удивленно спросила девушка. Резкий переход темы ее выбил из колеи. Но потом она ответила, — Люблю. А ты что, умеешь петь?
— Да так, немножко, — изобразив скромность, ответил я.
— А спой что-нибудь! — попросила девушка. Она оказалась разумной, решила больше не бередить мне старые раны.
— Что изволите, графиня? Спеть вам о подвигах ратных, о героях отважных, или о любви прекрасной?
— О любви! — уверенно ответила девушка, а на щеки наполз легкий румянец, словно сама засмущалась от своих слов. А может, показалось впотьмах.
— Ну, извольте оценить мой скромный певческий талант, — сказал я, прокашлялся и запел.
Пел, прикрыв глаза, погружаясь целиком и полностью в песню. Не столько важны слова, не столько важен язык, сколько важны эмоции, которые вкладываешь в каждое слово. А эмоций у меня было предостаточно.
Будь моя воля, пел бы бесконечно долго, но вот последние слова сорвались с губ, подведя конец красивой песне. Я открыл глаза, возвращаясь в необычно затихший реальный мир. Вокруг едва шуршали листья, потревоженные легким ветерком, где-то далеко кричали птицы, но, в общем, было очень тихо. Встретился с восторженным взглядом графини, изумрудные глаза девушки блестели.
— Это чудесная песня! Ты поешь великолепно!
— Кхм, спасибо, — поблагодарил я. Не привык я еще к тому, что тут песни имеют более сильный эффект, чем на Земле, вон как девчонку поразил.
— Серьезно, ты лучший певец из всех, кого я встречала! Тебе можно петь даже во дворцах, тебя все будут желать услышать! — заявила она.
— Извини, Роза, но мне свобода по душе, — ответил я, открещиваясь от сомнительной перспективы.
— А причем тут свобода? — не поняла девушка.
— Понимаешь, одно дело петь для себя, для друзей. Ты путешествуешь, поешь, что хочешь и когда хочешь, песня идет от души. А если делать из этого работу, то сразу начнут указывать, конкуренты появятся, будут указывать, что петь, а что нет. Песня из голоса души превратится в обычный набор звуков. И не получится просто взять и уехать, куда глаза глядят. Обязательства, черт бы их побрал, — вздохнул я, ответив на непростой вопрос девушки.
— Странный ты, — задумчиво сказала она, — еще никто не выбирал из денег и славы свободу. Разве ты не хочешь красиво жить, чтобы тебя все знали? Это же прекрасно, ты поднимешься, станешь уважаем! Тебя будут любить!
— Ага, и буду, подобно канарейке, петь в золотой клетке, — усмехнулся я, а про себя добавил, что только известности мне не хватает, — да и любовь эта будет продажной. Так любят всех, у кого есть деньги. А бродяги никому не нужны.
— Неужели свобода тебе настолько ценнее? — непонимающе спросила девушка, — Стань ты богатым и известным, смог бы найти себе достойную женщину, жил бы прекрасно! Чем тебе так нравится свобода?
— А тебе разве нет? — неожиданно спросил я, — Разве тебе не надоели показная роскошь, не надоели лживые улыбки и различные подхалимы, видящие в тебе только возможность стать на одну ступень выше? Разве тебе не хочется, чтобы хотя бы на миг все это исчезло? Да что я говорю, ты этого желаешь, и так видно.
— Почему? — совсем уже опешила девушка.
— Иначе бы тебя здесь не было, — обвел я руками парк.
— Ты прав, — вздохнув, кивнула девушка, и предприняла последнюю попытку, — но в том, что у тебя все есть, тоже есть много плюсов.
— Но и минус есть, который перекрывает все плюсы — если все есть, то не к чему стремиться, — возразил я, — сначала надоедает все, что есть, потом надоедает и сама жизнь.
— Знаешь, — после долгой паузы сказала девушка, — я слушаю тебя и думаю, что ты меня заколдовал. Почему-то твои слова затрагивают самую душу.
— Потому что я говорю такие вещи, которые тебе близки, — пояснил я, — если бы говорил про облака, то, как бы я красиво ни говорил, твоя душа бы не откликнулась.