“Да нет! Женя так не поступит. Я поставил ей задачу сохранить людей любой ценой, пообещал с Аней помочь. Она не уйдет! Не должна… Блин! Пора возвращаться!” — подумал я, но неожиданно раздавшийся голос в голове заставил меня замереть.
— Рано. Надо в еще один город заехать. Я чувствую там большую группу выживших, — отчетливо услышал я и недовольно посмотрел на Митсуо.
Я снова нечаянно вышел в сеть, и этот парень сейчас слышал все, о чем я думал. Чертыхнувшись, я сосредоточился и отправил послание чужаку:
— Я знаю. Последний город — и возвращаемся. Армия близко. Мы должны успеть до того, как они обрушатся с атакой.
— Да, это так. А та Женя, о которой ты постоянно думаешь, кто она тебе?
Этот, казалось бы, простой вопрос мигом вывел меня из себя, и я, с трудом сдерживаясь, сквозь зубы процедил:
— Это не твое дело! Ты лучше скажи: от Темыча было какое-нибудь сообщение? Что творится в гарнизоне?
— Почему ты сам не общаешься с этим…
Голос в голове затих, а спокойное лицо парня, сидящего рядом, исказила гримаса недовольства. Митсуо очень редко проявлял какие-либо эмоции. Во время нашего путешествия он постоянно держал дистанцию, старался ни с кем не контактировать, словно не хотел привязываться. Меня это в принципе устраивало, но слышать от чужака такие слова про своего друга я не хотел, поэтому, хлопнув Митсуо по плечу так, что он чуть не впечатался в лобовое стекло, я миролюбиво сказал:
— Полегче, приятель! Темыч — мой друг, и он за нас, хоть и Иной.
— Ты уверен? Он один из них! Просто так Иными не становятся! Но ты и сам об этом знаешь. Он предал людей! Будь он на моей родине…
Митсуо затих, а у меня в голове мелькнуло несколько картинок, от которых волосы стали дыбом. Недовольно фыркнув, я встряхнул головой и грозно обратился к попутчику:
— Хватит! Он не там! Темыч живет здесь, на этой земле! Он всю свою жизнь защищал ее и других, так что захлопнись. Ты совсем ничего не знаешь о моем друге, и, скажу тебе по секрету, мне глубоко плевать на тебя и твое мнение! И еще, не нужно мне тут рассказывать о своих обычаях. Я смотрел фильмы про самураев и всякие там кодексы чести. Так что немного имею представление о твоей стране.
После моих слов Митсуо затих и удивленно посмотрел на меня. А потом, усмехнувшись, вдруг выдал:
— Ты имеешь представление о моей стране? Всего по парочке фильмов? Тогда, конечно, ты все знаешь. Особенно разбираешься в современных традициях, культуре и жизни общества в целом. А когда речь идет о чести и достоинстве, так вообще! Вот только открою тебе тайну, у таких, как ты и Темыч…
Парень замолчал и нахмурился, но я и без того понял, что он хотел сказать. Что у таких, как мы с другом, их нет и в помине. Что ж, оглядываясь на свою жизнь, я мог бы отчасти согласиться с этим. Но, блин, в глубине души меня очень задели слова этого засранца, поэтому, усмехнувшись, я грубо сказал:
— Чего затих? Продолжай давай! Или боишься? А где же твоя честь? И твое достоинство? Или ты не отвечаешь за свои слова?
Митсуо глубоко вздохнул и почесал переносицу. Я чувствовал, что ему сильно не нравится этот разговор, и он хочет быстрее его закончить. Поэтому он не стал мне грубить, а спокойно произнес:
— Я не хочу ссориться. Но не тебе осуждать нашу историю и обычаи.
— Почему же? Ты ведь осуждаешь моего друга, хотя ничего о нем не знаешь. И да, я кое-что все-таки могу выхватить из сети. Я знаю, что ты очень недоволен выбором Юми. Тем, что она связалась с “дремучим варваром”, грубым мужланом, который двух слов связать не может. И мне это непонятно. Ладно, если бы ты злился из-за возраста Михалыча, все-таки он далеко не молод, но вот остальные претензии, по-моему, необоснованны.
Услышав мои слова, японец нахмурился. Я видел, что он очень многое хочет мне сказать, но природная сдержанность и воспитание не дают ему этого сделать. Ну а я решил не останавливаться и продолжить разговор. В конце концов, парень меня зацепил, так что сам виноват.
— Кстати, раз уж ты так яростно защищаешь свою историю и традиции, объясни мне, глупому дикарю, на хрена ваши самураи себя так часто жизни лишали? Просто лично я не вижу ничего достойного в подобной нелепой кончине. Сам подумай, вместо того, чтобы бороться за себя и своих близких, человек решал трусливо сбежать, бросив родных с неразрешенными проблемами. Нет в этом ничего достойного.
— Много ты понимаешь! — ухмыльнулся японец, но я тут же его перебил:
— Что-то да понимаю. У меня в жизни тоже был черный период, когда казалось, что я все просрал, всех подвел, и смысла влачить свое жалкое существование больше нет. И если бы я тогда сдался, поступил как ваши самураи и трусливо ушел, то не было бы твоей любимой Юми, и Жени, и гарнизона, в котором ты успел побывать. И свое обещание, данное отцу, ты выполнить бы не смог. Борьба — это и есть жизнь. То, ради чего мы все существуем. А бегство от нее — это удел слабаков.