Новый мировой порядок

1. Щит государств. Ведь все же только государства имеют право вести войну, только внутренняя легитимность государств позволяет призывать молодых солдат — вести их в смертельные схватки и умирать, а всем остальным гражданам в тылу поддерживать функционирование экономической машины, позволяющей вести войну. Говоря словами американского политолога К. Уолтса, «суверенные государства со строго очерченными границами доказали, что они являются наилучшими инструментами поддержания внутреннего мира и обеспечения условий для экономического благосостояния»[222]. При всей серьезности антиэтатистского наступления, преувеличением было бы считать мощь государства явлением лишь уходящего прошлого. Напротив, есть немало оснований признать удивительную способность государственных механизмов трансформироваться в соответствии с новыми обстоятельствами, с потребностями новой эпохи. Значительное число специалистов признают, что, вопреки «быстрым технологическим инновациям, разительным изменениям на внутренней и внешнеполитической арене, государства демонстрируют потенциал приспособления, более того, получения дополнительных преимуществ. Национальные системы продемонстрировали высокую степень гибкости»[223].

Более того, уровень контроля государств над жизнью обществ и функционированием экономик никогда не был более мощным, чем к началу XXI века. За последние сорок лет государственная машина не только не покинула национальную арену большинства государств, но, напротив, нашла способы укрепления своих позиций, самозащиты, о чем свидетельствует, по меньшей мере, статистика современных государственных расходов.

Таблица 6. Доля государственных расходов в валовом национальном продукте (в %).

Источник: «Economist», July 31, 2003 (The Road to 2050)

С этой (государственной) стороны приходу хаотической вакханалии ставится серьезный заслон. О возврате к ситуации до 30-х годов, когда расходы государств на общественные нужды и прежде всего на социальную сферу были мизерными, не может быть и речи. Можно с большим основанием предположить, что в XXI веке силами государственных структур будут созданы гораздо более жесткие правила, направленные на решение главных общественных задач, на стабильный экономический рост, на блокирование передачи разрушительных технологий в сомнительные руки, для «предотвращения вооружения и для обороны от носителей насилия»[224]. С большой долей уверенности можно предполагать выработку соответствующей стратегии, создание соответствующих контрольных органов.

По очень распространенному мнению, «демократии редко сражаются друг с другом и смягчают давление на внутренних оппонентов. Обычно в новых демократиях статус меньшинств улучшается»[225]. Если принять это положение за аксиому, то есть все основания для оптимизма в борьбе с агрессивным насилием и утратой общественной упорядоченности. Количество государств, приобретших демократические формы волеизъявления населения и системы управления, впечатляет. (К примеру, Латинская Америка перестала быть заповедным полем диктатур и пр.) Соответственно, есть основания надеяться, что процесс демократизации ослабит поток насилия.

Целый ряд государств более целеустремленно и эффективно, чем прежде, решает задачу признания групповых прав и интересов и стремится направить этнические конфликты в русло более искусной компромиссной политики (стремясь предотвратить конфликты, а не только сражаться с их последствиями). Видны признаки некоторого прогресса. Вьетнам и Индонезия ослабили репрессивные меры, направленные против китайских меньшинств. Права малых групп стали в Европе, Азии и Латинской Америке предметом более внимательного общественного отношения, что облегчает решение некоторых проблем еще до стадии необратимого ожесточения сторон. Но и самодовлеющие движения видят сейчас перед собой страшный опыт своих более нетерпеливых коллег, пренебрегших цивилизованными нормами решения социально-этнических вопросов, обратившихся к мерам фактической гражданской войны и в результате заплативших за свою нетерпимость страшную цену.

При этом следует указать на то, что большинство недавних этнических конфликтов начиналось с крайних позиций — с требования полной независимости, а завершать свою борьбу было вынуждено тем, что довольствовалось удовлетворением гораздо более усеченных прав на автономию (разительное исключение представляют собой поведение лидеров повстанцев в Чечне и на Восточном Тиморе).

В конечном счете, как оказалось, главному источнику мирового хаоса — ослаблению государственного механизма, влекущему интенсификацию трайбалистских, религиозных и этнических конфликтов, криминализацию жизни, увеличение потока беженцев, крушение основ цивилизованной жизни, может быть противопоставлено, с одной стороны, укрепление значимости мирового общественного мнения, требующего сохранения цивилизованных норм жизни, а с другой — согласованные полицейские операции.