Долгий разговор в Антсом кончился тем, что Юрка отпустил к нему в машинисты своего Кусту. Мальчишка был, правда, несовершеннолетний и самим пригодился бы дома, да что поделаешь: Антсу пришлось туго, и его нужно было выручить, ведь и он сам частенько выручал Юрку из беды. Перед тем как отправить Кусту, Юрка с Юлой вместе наставляли его быть осторожнее с машиной, иначе с Антсом опять не оберешься хлопот и неприятностей. Но главное: ни в коем случае не лезть сгоряча в петлю, как сделал Юрка, потому что жить можно и одноруким и одноногим – стоит только привыкнуть. С войны и не такие приходят, а вовсе без рук и без ног – и ничего, живут себе. И войну из-за этого не задержишь, коли воевать надо. Кроме того, молодой Юрка, как первенец, был еще не в меру упрям; а Куста не первенец, и поэтому нечего ему идти по Юркиным стопам.
– Зря вы столько слов тратите, – сказал, наконец, Куста своим заботливым родителям, – я ведь не первый буду машинистом у Антса. Машина на людей не бросается, пока сам держишься от нее подальше.
– То же самое и Антс говорит, – промолвил Юрка.
Куста ушел из дому на смену погибшему брату, – и, как всем показалось, ушел довольный, с радостным волнением на душе. Оставшихся ребят этот уход не испугал, наоборот – они тоже хотели бы последовать его примеру. Больше всех рвалась из дому старшая дочь Майя.
– Дочерям полагается сидеть дома, – объяснила ей Юла. – Дочь со двора только с мужем уходит.
– А если его нет? – спрашивала у матери Майя.
– Будешь прилежной девочкой, и муж найдется.
– Я уж не девочка, я конфирмацию прошла. – При чем тут конфирмация, если двадцати еще не стукнуло.
Глава тринадцатая
Материнские доводы не помогали, Майя рвалась из дому. Она беспрестанно и надоедливо твердила об этом.
– Словно сглазил тебя кто-то или околдовал, – сказала однажды Юла.
– Не знаю, может быть и сглазили, – ответила Майя.
– Слушай, девка, с кем ты разговаривала, с кем виделась? – спросила мать, словно предчувствуя недоброе.
– Ни с кем, – ответила дочь. – Да ведь дома я не нужна, вот уже и Юла выросла, пора ей конфирмоваться.
– Не говори глупости. И ты нужна, и Юла нужна, и другие – все нужны.
– А молодой Антс сказал, что…
– Боже мой, где ж ты его видела? – испуганно спросила мать.
– Не я его видела, а он меня.
– Где же?
– На картошке.
– Чего он там искал?
– Сказал, заяц-де в борозде спрятался.
– Охотился, что ли?
– Конечно! Ружье при нем было и…
– А ты на поле что делала?
– Картошку брала для супа. Сама ведь сказала: бери с того краю, от леса, – ну и…
– Ну и он подошел к тебе?
– Подошел, остановился и заговорил, любезно так и усмешливо. Не важничал ничуть, что, мол, он молодой Антс.
– Теперь мне понятно, девка, почему тебе не терпится идти к Антсу. И дуреха же ты, дитя мое! Парень пошутил, посмеялся, а она готова из дому бежать.
– Не потому, мать, а…
– Потому, что зазывал, да?
– Нет. Он сказал лишь, что девушки у них совсем по-иному одеты-обуты. Туфельки на высоком каблуке, ходят себе цок-цок-цок. А у меня ноги босые, черные, в земле, словно глыбы.
Слова Майи задели мать за живое; ей самой вспомнилась собственная юность у Антса, – и у нее ноги были как глыбищи, когда сновала она между амбаром и скотным двором. И она дивилась и завидовала тем, кто расхаживал только по комнатам, в белом переднике и красивых туфельках. И ей хотелось туда, к ним. Увы, она была для этого чересчур тупой, нерасторопной, неуклюжей, годилась только на черную и тяжелую работу. Майя – та другая, ни в отца и ни в мать. Что, если бы дочка попала в Антсовы комнаты, стала бы ходить вроде тех, кто когда-то давно расхаживал там, на кого дивилась Юла и кому завидовала? Не сбудутся ли у Майи тогдашние заветные Юлины мечты?
Такие думы заставили Юлу более чутко отнестись к словам старшей дочери. С какой стати запрещать ребенку то, к чему раньше так жадно, всем сердцем стремилась сама мать? Наоборот, нужно было помочь дочке осуществить материнские мечты. Итак, желанное счастье улыбнулось Майе, – ведь если мать не возражает насчет ее ухода, то отец и подавно не станет противиться. Оставалось выждать удобный случай, который, к счастью, не заставил себя долго ждать.
Осенью, когда работа в поле подходила к концу, в Пекло как-то зашел Антс и сказал, что ему нужна работница в доме, и Майя, мол, словно создана для этого.
– Надо быть усердной и проворной да не огрызаться – только и всего, – объяснил Антс.
– Упаси бог огрызаться, – сказала Юла.