Новый Нечистый из Самого Пекла

– Дети тоже умирают, но с ними дело обстоит по-другому: придет конец одному, другой останется. А с бабой совсем не то…

– С бабой, правда, не то.

– У трезвого и воздержанного человека баба обычно бывает одна, а умрет она – тут или без бабы живи или другую бери.

– Мне новой не надо.

– Но ведь у тебя дитя малое, ему материнская забота нужна.

– Мать ведь умерла.

– Так то родная; была б хоть мачеха.

– Так-то оно так, да мне новой бабы не надо.

– Иначе не обойдешься, если хочешь усадьбу держать.

– Таких, как Юла, больше нет.

– Работяга была, а?

– Она медведя свалила, когда он меня задрать хотел.

– Помнишь, как я тебе по-дружески Юлу присоветовал? Нынче у меня в запасе еще лучше одна имеется.

– Лучше нету.

– А Малль? Ножищи у нее – столбы, щеки красные, что яблоки, и работой не брезгует.

– Неохота возиться.

– Ну, не хочешь ее в жены – бери так, пусть в доме порядок будет!

– Дом у меня в порядке.

– Нечего сказать, порядок! Да у меня поросята и те почище твоего ребенка.

– Ребенок-то мой, а поросята – твои.

На это Антсу трудно было ответить, ибо, скажи он еще что-нибудь, Юрка чего доброго заявит: «Аренда высока», или: «Сбавь аренду, будет и ребенок чище». Поэтому Антс перевел речь на другое и стал выхваливать Юрку как работника и рачительного хозяина, у которого-де все в руках спорится.

– Вот так хозяйствовать – это я понимаю! – продолжал он. – На свете все идет к лучшему, везде подъем, потому что так богом заведено. А послушай-ка своего соседа – по его словам наоборот выходит: мир-де назад идет, все на нет сходит, падает, вот и аренда должна упасть. А по-моему, как же аренда убавится, если цена на землю растет? Так мы вдвоем и спорим.

– Не верит он, оттого и не понимает, – пояснил Юрка.

– Здорово сказано! Не верит – и все. Он не верит, что, купив Пекло, я заплатил столько-то, а вздумай я нынче продать его, мне заплатят в два раза больше. Почему? – спрашиваю я. А потому, что времена не те и Пекло не то, что прежде, и аренда не та, прежняя, – стало быть, у народа день ото дня достатки больше. Взять хотя бы налоги…

Но и тут Антс решил лучше умолчать, чтобы не возбудить в Юрке дух противоречия, ибо Антсово богатство ни для кого не являлось секретом.

Он разбогател настолько, что ему уже не надо было подкреплять какими-либо обязательствами свой национальный дух или свой патриотизм, – ему верили на слово. Налогов Антс вообще не платил, но так как его все-таки облагали, то он обладал правом перекладывать их на плечи тех, кто победнее, чьи национальные чувства и любовь к родине были сомнительны. Когда Антс разглагольствовал о патриотизме, а это он делал частенько, то думал он все же о своих правах и привилегиях, причем и сам он и другие находили это весьма естественным.

– За последнее время ты встречался со своим соседом, – завел Антс новый разговор с Юркой. – Что ты, по правде говоря, думаешь о нем?

– Не пойму я его, – ответил Юрка.

– Что именно?

– Говорит, что на тебя работает, а сам живет во как!..

– Не правда ль? – живо подхватил Антс. – Работает на меня, а сам себе добро наживает.

– Вроде бы так.

– Приехал сюда – две лошади было, а сейчас уже четыре. Говорят, хочет усадьбу купить. Он с тобой насчет этого не толковал?

Нет, Юрка слышал об этом впервые, – и Антсу незачем было больше разговаривать. Он собрался было уходить, но вернулся с дороги, чтобы снова завести речь насчет Малль. Антс не отстал до тех пор, пока Юрка не согласился взять ее в усадьбу.

Малль приехала, но ничто в Пекле ей не понравилось. Все было ей не по сердцу, все она хотела переделать по-своему, словно во всем разбиралась лучше всех. Когда Юрка был дома, она только и знала, что увивалась вокруг него, причем голос ее звучал, как пастушья свирель из осиновой коры. Хозяину она ставила и еду получше, хотя тот всегда отдавал лакомый кусок ребенку. Раньше Рийя, захватив кошку, шла спать к отцу, а нынче девочку взяла к себе Малль, объяснив, что у хозяина-де работа тяжелая, а потому и сон тяжел, того и гляди – заспит Рийю.

– Как иная матка своего поросенка, а? – спросил Юрка.

– Как матка порося, – подтвердила Малль.

– Но человек – не свинья.

– Ничем он не лучше.

– Ты почем знаешь? У тебя самой детей не было.

– Потому и нет, что знаю.

Но хотя Юрка не считал человека свиньей, способной заспать собственное дитя, все-таки пришлось Рийе вместе со своей черной кошкой перебраться к Малль, которая захотела стать для девочки второй матерью. Вскоре обнаружилось, что у Малль действительно был такой замысел. Однажды ночью она оставила ребенка и кошку на своей постели, а сама отправилась к Юрке, – да так, что тот волей-неволей услышал и ощутил ее приход.

– Ребенок мечется, спать не дает. Я потому и пришла сюда, чтобы уснуть спокойно. Тебе, думаю, уж не до того, чтобы кого-либо тревожить. А меня не замечай, я тут как-нибудь за спиной прикорну.

– Гм, – промычал в ответ Юрка, словно намереваясь спать дальше. Но неожиданно он вскочил и слез со своего ложа.

– Куда пошел? – спросила Малль.

– Куда ходят, когда ночью встают, – ответил Юрка и вышел во двор.