— Слово-то какое. — Президент повел плечами. Всем остальным очень хотелось знать, что же увидел он там за окном. Снег, деревья с белыми обвисшими ветвями, все замерло, словно ожидая чего-то. Чего? Весны? Безусловно, романтичная картина, но какое она имела отношение к текущему вопросу? Окружение Президента впервые за много лет не чувствовало под собой прочной опоры. Новая метла не была ставленником ни одной из сложившихся политических сторон, его двинули на пост безопасники, грубо, с шумом, но настолько быстро, что среагировать никто не успел. Теперь надо было или приспосабливаться к действующему порядку, или… С уходом Липингкого денег на второе «или» уже не было. — Брутальных. Интересно, а какие еще действия вы можете предложить? Попробовать замолчать происшествие? Или, может быть, представить его как убедительную победу нашей доблестной милиции?
— Операцию вела ФСБ, — осторожно напомнил министр внутренних дел.
— Я помню, — ответил Президент, все еще глядя в окно. Где-то там, на качелях ветвей прыгала толстая ворона. — Я помню, кто вел операцию, и также я знаю, что помешало ее осуществлению.
— Но ведь никто не ожидал, что у господина Липинского…
— У гражданина…
— Что?
— У гражданина Липинского, — поправил Президент.
— Да. Извините. У гражданина Липинского будет такое вооружение.
— Очень интересно слышать такое заявление от человека, которого иногда называют главным милиционером страны. Получается, что каждый гражданин, пусть даже богатый гражданин, имеет возможность содержать небольшую армию, вооруженную по последнему слову техники, и безопасный вариант выезда за границу. Вы не читали работы Кропоткина?
— Когда-то давно, в институте…
— Перечитайте. Заодно вспомните историю Нестора Махно. Может быть, вам не чужды их идеи. Анархия, мать… Каждому олигарху по собственной армии, прекрасная адаптация старых идей к новым экономическим условиям. Анархия как свобода для избранных.
— Я не совсем понимаю…
— Вот и я не совсем понимаю, господин министр. Каким образом такой человек может выехать из Москвы, несмотря на план-перехват. Не понимаю. Каким образом он проходит через все милицейские посты? Почему он не остановлен на первом же посту ГАИ? Не понимаю. И главное, я не понимаю, почему в стране, где закон об огнестрельном оружии скорее напоминает пародию, гражданин Липинский имеет и успешно применяет целый арсенал?
— Может быть, нам нужно задуматься над тем вопросом, откуда все это взялось?
— Всему свое время, господин министр. Всему свое время. Что нам может сказать Минобороны?
Министр обороны прокашлялся. В кабинете повисла тишина.
— Ведется следствие, господин Президент. Виновные будут найдены и наказаны.
Президент покачал головой:
— Чем пользовался Липинский?
— Автоматы Калашникова, специальная укороченная модель. Газовые гранаты. И…
— Что случилось с вертолетом?
— Это… Это было «Копье-3». Переносной ракетный комплекс.
— Почему я о нем не слышал?
— Это новейшая разработка. Абсолютно новое слово в военной технике.
В кабинете снова стало тихо.
— Хорошая штука. Передайте это тому КБ, которое занималось его разработкой. И я хочу знать все каналы, по которым ЭТО может попасть в руки… бандитов.
— Хорошо.
— Но, тем не менее, остается все тот же вопрос. Что будем делать, господа?
— Расследование…
— Пусть идет своим чередом. — Президент упрямо не поворачивался, нарушая все писаные и неписаные законы этикета. Сидевшие за столом люди нервничали все сильнее. — Меня интересует другое. Что теперь, по вашему мнению, должна сделать Власть, чтобы восстановить свой авторитет, свое право на существование? Потому что Власть, которая позволяет такие выходки, не может успешно служить такому государству.
— Я не совсем уверен, что понимаю вас, — сказал Премьер. Он был ставленником прежней Власти и чувствовал буквально физически, что станет козлом отпущения. Это означало, что о своей судьбе он должен побеспокоиться сам. В его положении попытка сделаться тихим и незаметным была бы равнозначна навешенной на спину мишени. Каждый желающий подняться по карьерной лестнице метал бы в него дротики. — Исторически сложилось так, что попытка доказать свое право находиться у Власти заканчивалась или революцией, или путчем, или террором. Можно сказать, что такие действия, особенно предпринятые в момент шока, в первую очередь бьют по демократическим принципам, к которым, после стольких лет, начало склоняться наше государство. Я думаю, что это не совсем правильно. Или, может быть, я не совсем понимаю, о каких действиях идет речь?
— Не беспокойтесь, ваши демократические принципы могут спать спокойно. Я не собираюсь устраивать массовые расстрелы и расконсервировать лагеря в Сибири. Но, я надеюсь, вы понимаете, что институту Власти был нанесен сильный удар?
— Можно и так сказать.
— Надо же… А как еще можно сказать?
Собравшиеся молчали.
— Завтра изложите мне свои соображения по этому поводу. И я прошу остаться Александра Степановича Толокошина.
Когда все вышли, Президент наконец отвернулся от окна. На бледном лице ярко выделялись черные круги под глазами. Он выглядел усталым.