Новый порядок (СИ)

— А о чём говорить? — спросил поляк. — У вас есть конкретные предложения?

— Рейхом, для решения сложившихся проблем, предлагается подписание Константинопольского международного договора «О взаимопомощи при противоборстве с коммунистической угрозой». Пунктом первым станет положение об участии и помощи Империи «Рейх», Великой Речи Посполитой и Российского Имперского Государства в войне с Директорией Коммун. Вторым пунктом закрепляется, что Либеральный Капиталистический Союз не помогает Директории Коммун, а в обмен за это Империя «Рейх» берёт на себя обязательства оплатить покупки Рафаэля Альтира в тройном размере.

— Хм, — встала девушка. — То есть вы готовы возместить понесённые нами издержки? А каким образом?

— Мы передадим вам всё в золоте, технике, серебре или иных ресурсах, — сухо пояснил Дюпон.

— То есть нам вы готовы возместить убытки, а коммунистам нет?

— Вы видите, что Директория Коммун становится всё более… агрессивно настроена. Вокруг неё два мира — консервативный и либеральный и она попытается сделать из них обители коммунистической идеи. Скажите, вам нужны революции на территории вашего Союза? Я думаю, что такого же мнения будут и представители Великой Речи Посполитой и Российского Имперского Государства?

Конференциям смолкла. Яго уже предчувствует их ответы. Он много раз наблюдал за тем, как собрания политиков принимали решения в стиле «группа избивает одного», ещё со времён молодого Рейха. Он стоял в оцеплении, когда Конгресс стран Иберийских, собравшийся после пяти тяжёлых поражений от войск Рейха, принял решения влиться в состав Империи, совместными силами уничтожив Южный Халифат. Видел, как греческие собрания соглашались вместе раздавить остатки островных союзов. И сейчас что-то ему подсказывает, что Рейх, Польша и Россия выступят единым фронтом.

— Да, — встал русский. — Думаю, что устранение угрозы между нами это задача первостепенной важности. Если так продолжится дальше, то деятельность такого образования, как Директории Коммун, может нам сильно навредить.

— Моё королевство признаёт тот факт, что эта страна может быть опасна, — сказал представитель Польши, сложив руки на груди.

— Либеральный Капиталистический Союз будет заинтересован в том, чтобы одна из угроз либеральному миру была бы устранена, — произнесла девушка.

— Тогда, — Дюпон положил руки на бока. — Я подтверждаю, что стороны достигли соглашения о подписании договора, который будет составлен тут же. После небольшого перерыва.

«Интересно, что бы на это сказал мой брательник», — подумал Яго.

Тем временем по улицам города бредёт фигура, темнее свинцовых небес. Он с трудом передвигает ноги. Он вышел куда на тёмную брусчатку, проехав на такси по улице «Старого Алемадра». Выйдя его повело в улочку, где пространство стесняют эпохальные двух-трёхэтажные здания. Справа от него большая бежевая стена, выложенная камнем ещё в стародавние времена, о которых магистр слабо думает, ибо в его голове раздаётся обвинительная речь:

«— Ты бы мог долгие года жить вместе с ними, но вместо этого, ради секунды тщеславия и лени, обрёк их».

Данте уже ничего отвечает, только продолжая держать удар за ударом. Чудовищный глас обличает его, напоминает о множестве грехов и ошибок, но магистр держит себя. Вырвавшиеся эмоции вызвали меланхолическую и хандрическую волну. Силы организма, брошенные на подавление этого всплеска быстро иссякли и теперь магистр буквально тащит себя по улице до старого товарища, живущего

Тут множество людей — мужчины и женщины, в разных одеждах, но всё ещё соответствующих правилам управления «Оценки уличного одеяния», Службы улично-гражданской эстетики, Министерства эстетического уюта. Мелкий лавочный бизнес, разрешённый Рейхом, тут процветают и глаза слепит от количества различных блестяшек. Бижутерией и дешёвыми сувенирами завалены лавки. Нос Данте ловит слабые ароматы из пекарен, в глаза бросаются алые, фиолетовые и другой пёстрой расцветки ковры, разрешённые для продажи только в Константинополе.

«— Ничего, Данте, скоро всё будет по-другому. Ты только представь, ты и я, вместе до самой смерти. Ох, что бы сказала Сериль или Марта, если бы они были бы живы. Ты же помнишь, как рыдала её мать? Ты же помнишь, как ругался её отец на тебя Бедные-бедные родители потеряли свою дочь».

Данте снова не обращаете внимание на «сотоварища». Его взгляд устремлён вперёд, ноги вяло тащат Валерона, а руками он пытается цепляться за старые шероховатые стены и прилавки. Красный и бежевый цвет на фасадах стал ещё ярче в глазах магистра, голоса людей, звучание звонких труб ударило по ушам и Данте не выдержал. Магистр прислонился к стене и стал медленно сползать, отдалённо ощущая холод камня и брусчатки, свежесть порывов ветра.

Народ стал толпиться возле Данте,

«— Лежи слабак. Ты не смог её спасти, куда тебе до себя?».