Маленький городок на границе с Китаем стал центром подписи одного из важнейших договоров сего времени, ибо в нём собрались представители всего христианского консервативного мира от востока до запада. Взведённый и заселённый евреями в старых временах на реке Бира, он утопал в боях и распрях во время существования Российской Конфедерации. Но после падения этой страны, Российское Имперское Государство восстановило порядок, возродило старые строения, и превратило его в провинциальную столицу, преисполненную покоя. Утопая в зелёных кущах летом, ныне этот град занесён снегом.
Сейчас он заполнен агентами Службы Имперской Безопасности, Московскими Стрельцами, местной полицией и Жандармерией, что вынуждены сделать из маленького града настоящую зону абсолютной безопасности. Люди в штатском расхаживают по его улочкам, запинаясь о сугробы, и смотря за тем, чтобы горожане вы сделали какой-либо выходки. Полицейские наряды в форме заняли ключевые подходы и подъезды к одному из важнейших памятников города, где проходит торжественный церемониал между послами России, Римского Рейха, КША, Польши и Китая.
Данте едет в легковом бронированном авто чёрного цвета. В окне он видит целый ряд строений — Справа от него простираются высокие склады и ангары, окружившие массивное монументальное строение, посреди пространного поля, в цвет снежным далям.
— Ч-что э-это? — дрожащим голосом спросил у водителя мужчина, держась на края утеплённого пальто.
— Это элеватор, — хрипло ответил мужчина. — Местный центр обработки зерна и хранилища.
— З-зараза. Ка-ак же тут холодно. Россия.
В утеплённом пальто, в хорошей машине, со включённой печкой Данте чувствует атакующий холод. Только это не мороз, а ледяное касание, рождённое невротическими реакциями подсознания, работающего от разбитой и дроблённой души, которая ныне охвачена страшным огнём.
Машина едет дальше. Тут и там Данте цепляет образы людей, которые он видит. Мужчины и женщины в пуховиках на фоне кирпичных, деревянных домов, жестяных и досочных заборов. Вместе с ними мелькают и красные кафтаны Московских Стрельцов, прибывших сюда вместе с имперским послом.
Чем-то Россия напомнила родину для Данте. Всюду поставлены камеры, витают чёрно-бело-жёлтые стяги с двуглавым орлом, Императору и деятелям государства установлено немало памятникам в камне и железе, по улицам разносится звон колоколов от церквей. Вместо наркопритонов, борделей, дешёвых баров, теплившихся в руинах Биробиджана, сияют славой империи новые школы, жилые массивы, среди которых выращены ряды деревьев и кустарников. А вместе с этим и поставлены множественные штабы для государственных ведомств, чьих людей часто можно встретить на улицах с протоколами наперевес. Из граммофонов доносится имперское слово — речи политиков о том, как хорошо жить в России, с экранов и галлографических прожекторов люди государя возвещают о благах работы на страну, и призывают трудиться усердно, и не потакать низменным слабостям.
Машина въехала в город. Данте заметил, что все здания которые он видел не более четырёх или пяти этажей. Он вспомнил, что всё это построено на болоте, и посреди него всё покрыто болотистой землёй. Авто едет дальше, позволяя созерцать новые красоты града на Бире и Данте видит, что куда-то спешит свора молодых ребят, напоминающих студентов по специальному золотому заначку на груди.
— В этом городе есть университет?
— Да, есть. ПГУиИВ, — ответил водитель.
— И как это переводится?
— Приамурский Государственный Университет имени Императора Всероссийского.
Данте умолк, чувствуя, что доза принятых таблеток было не просто огромна, а чудовищна. Назойливый собеседник умолк, но вместо него пришло тотальное оледенение. И это не холод бесчувствия, а намного хуже — Данте чувствует, что покрывается толстым слоем льда меланхолии.
Ещё вчера он пытался в самолёте выучить что-то о России, но не смог. Уныние, отчаяние захлестнули его приливной волной, и он отдал информационную книгу своему водителю, который её видимо и прочёл. Призванный обеспечить безопасность посла Рейха, он сделал всё что мог и было необходимо — назначил двух контролирующих, выставил охрану из ордена Ангельской Стражи и всё согласовал со Службой Имперской Безопасности.
На мраморных плитах у монумента второй мировой стоят мужики в красных кафтанах. Заняв края у площади пред монументом, их взгляд направлен в сторону небольшой рощи, окружившей старую часовню. Позади них, куда упирается строй, композиция из литых серебрёных плит с выбитыми на них именами погибших в страшнейшей войне двадцатого века, на пару с огромным обелиском, увенчанным звездой. Отряд Московских стрельцов занял позицию. Вместе с ними поставлены и отряды полицейских с жандармерией.