Новый посол

— Что плохого? — снова подал голос Коцебу, остановившись. — Что плохого? А вот что!.. Да будет тебе известно, что святая церковь не отрицает того, что делает современная наука, а обогащает ее свершения! Нет, ты послушай — тебе это полезно не меньше нашего... Природа не приемлет вмешательства извне. Она отторгает это вмешательство, как отторгла недавно сердце, заимствованное у другого лица... Иначе говоря, горит Дарвин, да, все еще горит, и торжествует монах Мендель, доказавший окончательность того, что создал творец... Ты полагаешь, что у науки и веры христианской — дисгармония: а я говорю — гармония...

— Погоди, ты вторгся в сферу, где ты понимаешь меньше меня, ибо астрономы нынешние суть естественники... — заметила Анна, улыбаясь, — это ее хорошее настроение было непобедимо, оно позволяло ей смотреть на происходящее чуть ли не с высоты того самого кавказского пика, который только что помянул Коцебу. — Послушай и меня, папочка: прошлой осенью вот за таким же столом в Абрамцеве мы разговаривали с молодыми людьми, которые завтра готовились стать духовниками. Петр свидетель: разговор продолжался шесть часов. Речь шла о магнитном поле Земли и земной мантии, об облачном покрове Венеры и способности его пропускать солнце, о пульсирующих звездах и звездных туманностях... Иначе говоря, речь шла обо всем, что как будто лежит рядом с богом, при этом ни единого слова о загробной жизни сказано не было. Больше того, если бы кто-то из сидящих за нашим столом отважился бы заговорить об этом, то это бы прозвучало так же, как если бы сейчас вот мы начали бы говорить о чудесах исцеления с помощью мощей Киевской лавры...

Она обвела присутствующих взглядом, точно приглашая заговорить их об исцелении посредством мощей лавры, но все молчали, чуть смущенно.

— Это же было у молодых... жезлоносцев бегство от дел церковных или демонстрация образованности, к которой церковь не имеет отношения? — спросил Коцебу — на какой-то момент он точно поддался обаянию того, что говорила Анна.

— Я не умею ответить, — заметила Анна, задумавшись, и в ее интонации некая строптивость исчезла, она будто приметила на случайной тропе диковинный росток и, призвав Коцебу, наклонилась, чтобы попристальнее рассмотреть необычайное создание природы. — Не умею ответить, — повторила она. — Но однажды в церковном посаде Загорска в двух шагах от врат храма я была свидетельницей такого разговора. Стояли трое парней в академических рясах и говорили о транзисторах. Говорил один, раскрыв перед собой ладонь и стараясь с помощью указательного пальца изобразить схему транзистора, а вокруг ходила старуха в вигоневом платке и молила помочь ей набрать святой водицы и увезти в Торжок... Молодые люди так были увлечены своим разговором о транзисторах, что не слышали старухи и какое-то время даже не понимали, что она обращается к ним; однако, на какой-то миг пробудившись и поняв это, они взглянули на нее, простите меня, как на пришелицу с того света... Вы понимаете, на каком расстоянии все это находится от жизни, которой живет в наше время человек?..

Она вдруг встала и пошла к двери, очевидно намереваясь ее приоткрыть, — на веранде было душно. И все время, пока она шла к двери, а потом ее открывала, глаза пяти человек, сидящих на веранде, неотступно следовали за нею. Она выглядела чуть-чуть старомодной в этой своей длинной юбке и блузе с рукавами-буфами и воротом стоечкой, с этими своими стрижеными волосами с пробором посередине и челочкой. Трудно сказать, походила ли она на Ковалевскую, но, если это сходство было, она не боялась его.

— Но пойми, Анна, когда говорит с тобой отец, наверно, он элементарно понимает, что такое ответственность? — осведомился старший Разуневский. — Кстати, и ответственность перед тобой, не так ли?..

Она точно ждала этого вопроса и была рада, больше того — счастлива, что он возник. Что-то похожее на улыбку появилось на ее лице, но это была не улыбка озорства или, тем более, злорадства, это была улыбка спокойной мысли, уверенной отваги, доброго решения.