Новый путь

Я не могу ему ничего сказать – меня трясет так, как будто на вибромашине сижу, но муж… парень и сам все понимает, гладит меня, уговаривает, понимая абсолютно все. Наконец ему удается меня успокоить. Ну, почти. Достаточно успокоить, чтобы покормить, по крайней мере.

– Что это? – старательно удивляюсь я, глядя на тарелку, полную гурьевской каши, которую так любят… любили наши дети.

– Каша из моего детства, – отвечает мне Витька.

– А из чего она? – продолжаю старательно удивляться, хотя состав знаю, конечно.

– Манка, молоко, какао, – спокойно перечисляет парень, которого очень хочется обнять.

Это мой Витька. Помнит он наш «сон» или нет – это не так важно, потому что это мой родной, самый любимый на свете Витька. Мой навсегда единственный человек. Я просто чувствую это всей собой, поэтому послушно открываю рот, даже ничего не спросив, ведь это Витька! Крысы мы под стеклом или нет – это неважно, важны только он и «мы». Пусть слияния у нас не было, но мы все равно едины, и так будет всегда.

Витька осторожно кормит меня, потому что руки сильно дрожат и ложкой я в себя, скорее всего, не попаду; но он кормит не только поэтому, а еще потому, что ему приятно это делать. Интересно: что произойдет в момент нашего слияния? Мне это очень-очень интересно, но я согласна потерпеть, ведь это же Витька!

Виктор Кох

Проснулся я как от взрыва, моментально поняв, где нахожусь. Память у меня хорошая, а противоатомный бункер нашего детства я узнаю сразу же. Что это значит? Ведь мы с любимой ложились спать в нашем доме; почему я просыпаюсь на этой проклятой планете? Что я здесь вообще забыл?

– Витя! – этот голос я узнаю из миллиона. Моя любимая зовет, и я, конечно же, бросаюсь к ней.

Звезды! Какая она юная, совсем ребенок! Но ведет себя… привычно, а ведь такого тогда не было. Мое сокровище меня боялась, она тогда всех боялась, маленькая моя. А сейчас – сколько любви в ее глазах! Значит, она – тоже? Ее-то за что?

Похоже, действительно это моя Светка; как только держится… Спокойно попросила отнести на унитаз, спокойно сообщила, что все. Вопрос в том, чего ее после этого прыгать-то потянуло. И напрямую не спросишь, если бункер слушают. Как бы это проверить? Может, химия какая в организме плещется. За столько лет мы уже и позабыли, что это.

Тут меня дернуло осознание: я чувствую ее иначе. Нет единения, что очень грустно, но логично. Для единения любви мало – нужно слияние душ, а медальон… Пока иду готовить завтрак, разглядываю медальон отца. Обычный железный медальон, визуально немного отличающийся от того, что я помню. Надо будет помедитировать, вспомнить, как он выглядел. Разъема считывателя не вижу совсем; это может значить… Пока ничего не может, надо проверять.

Привычно держу себя в руках, давя юношескую истерику. Тело-то у меня молодое, гормоны пляшут, до истерики полшага, но я-то уже совсем другой. И мозги уже работают, и воля совсем другая. Кстати, именно этот факт отрицает то, что нам наша жизнь приснилась. Теорию параллельных миров нам давали на Высшем Цикле, поэтому я ее хорошо помню. Окружающая действительность может быть совсем не нашим прошлым либо же мы прожили один из ее вариантов. Но это подтвердится, если ядерная война была, – тогда вполне могло сдвинуть сквозь грань миров. Но вопрос, почему мы тогда вернулись.

Тут впору думать о высших силах, следы которых Адив, конечно же, встречали, но лично, так сказать, знакомы не были.

Руки готовят кашу для Светки, а я глубоко погружен в свои мысли. Если это наше прошлое, то на пике Слияния у нас будут «Гэлирия» и долгий путь домой. Если прошлое не наше, то уверенности не может быть ни в чем. Но у нас есть наши сны, в которых все можно обсудить. Поэтому план такой: сначала кормлю мою любимую, потом разбираемся, что у нее с головой, затем пытаемся понять, наш это мир или нет.

Все-таки опыт и знания никуда не делись, а это опять же отрицает сон. Не было у нас таких знаний в девятнадцать. У нас тогда вообще никаких знаний не было, только самомнение; как только выжили… Тяжело вздыхаю. Проверяю знания, копаясь в памяти. Полевую медицину мы, кстати, тоже изучали, как и ассенизацию. Так называется работа врачей в условиях катастроф: в Галактике бывает разное. Ну и дар никуда не делся, только надо его активнее развить, благо умею.

С приготовленной едой возвращаюсь к моему котенку, еще в коридоре услышав отчаянные рыдания. У меня едва не останавливается сердце от той боли, что звучит в плаче любимой. Бросаюсь к ней, чтобы успокоить, беру на руки и понимаю: мою Свету накрыло осознанием, отчего она и плачет. Пою ей колыбельную, когда-то написанную специально для нее и доченьки, что тогда была еще в любимой. От этой песни рыдания становятся еще горше. Звезды! За что любимую заставляют переживать все это еще раз?

Да, теперь я уверен, что мы вернулись оба. Если подумать, это логично – ведь мы едины, пусть даже еще не было Слияния. Но наши души навсегда едины, что бы ни случилось, маленькая моя…