Новый путь

Старый аналитик салютовал ей блестящей фляжечкой из нержавейки, а трое незнакомых Марине парней, сидевших в рядок у стенки, кивнули в унисон и одинаково улыбнулись.

— Борис Семенович нам подкрепление прислал, — сделал Синицын жест в их сторону.

— Иваны мы, — прогудел боец, сидевший с краю, с короткими рыжеватыми волосами, но с пышным чубом. — Все. Я — Иван Первый.

— Второй, — поднял руку его черноглазый сосед с синеватой щетиной на впалых щеках.

— Третий! — ухмыльнулся самый молодой, с золотистыми кудрями херувима.

— Марина, — улыбнулась Исаева.

— Оперативный псевдоним «Росита», — Синицын акцентировал последнее слово, и трое Иванов мигом подтянулись. Легкое снисхождение в их глазах мигом сменилось почтением.

«Опять мы вместе! — приятно пульсировало в Марининой голове. — А вот где же мой Миха?..»

Среда 26 ноября 1975 года, утро

Сомали, Бербера, 527-й ПМТО[35]

Выспаться Ершову не удалось — духота страшная, а в панельном бараке гостиницы не держали такого блага цивилизации, как «эр-кондишен». Даже умыться холодной водой, чтобы маленько взбодрить дух, не получалось — из крана бежала хлорированная струйка отвратительно теплой жидкости. Не освежишься, разве что смоешь саднящую корочку пыли и высохшего пота, неприятно стягивавшую кожу.

Григорий мрачно глянул на свое отражение в зеркале, и скорчил ему рожу.

— А вот фиг вам всем!

Глухим гулом отозвались шаги в коридоре. Дверь щелкнула, и загудел бас сержанта Юдина:

— Товарищ старший лейтенант! «Андижан» на подходе.

— Ага! — обрадовался Ершов. — Всё, Серега, едем. Я сейчас!

Мигом натянув хэбэшку, он сунул в кобуру нелюбимый, но убойный «Стечкин», и покинул номер, на бегу цепляя панаму.

Во дворе задувал ветерок, не принося облегчения, лишь перевевая до смерти надоевшую сухую теплынь. Солнце висело над морем алым шаром, как декорация рассвета в тропиках, но очень скоро светило раскалится добела, немилосердно жаря с небес. И это у них осень!

Юдин уже газовал, восседая за рулем открытого «уазика». Григорий плюхнулся на сиденье рядом.

— Жми!

Машина рявкнула мотором, и покатила, минуя блокпост.

— Салаад просил его подбросить, — сообщил сержант-морпех, выворачивая к Бербере.

— Давай, — кивнул старший лейтенант.

На окраине Юдин наддал, чтобы быстрей проскочить «Черемушки» — район трущоб, и выехал на главную улицу, грязную и пыльную, не знающую, что в мире есть асфальт. Убогий вид обшарпанных домишек, между которых гуляли козы, слегка смазывался редкими деревьями и пальмами дум-дум, чьи стволы двоились, вознося перистые листья.

— «Калаши» им… — пробурчал водитель, ожесточаясь. — Метлы им! Развели срач… Ур-роды черножопые!

— Никакого в тебе интернационализму, Серега, — насмешливо проговорил Ершов, — а еще комсомолец!

— Да бесят они меня, товарищ старший лейтенант!

— Ничего, сержант, — хмыкнул Григорий, — в этот раз мы не для них стараемся, а для себя.

— Ну, дай бог… — проворчал Юдин.

— И атеизму нехватка, — поцокал языком Ершов. Не выдержал и рассмеялся. Морпех недолго терпел, и вот его басистый гогот огласил Старый город.

Профырчав мимо крошечной мечети, отстроенной еще османами, «уазик» обогнал чернокожих рыбаков, бредущих к морю. Одетые во что-то похожее на серые, ни разу не стиранные чехлы, они волочили на худых плечах сеть, свернутую в ворох, и меланхолично жевали кат. Легкий наркотик отуплял, и в глазах рыбарей проступала бессмысленность коровьего взора.

Неожиданно наперерез машине бросился долговязый сомалиец в «военке».

— Стоять! — завопил он на корявом русском, подпрыгивая и размахивая длинными мосластыми руками. — Я звать Салаад Габейре!

Юдин затормозил, нещадно пыля, и Ершов ухмыльнулся, тыча большим пальцем за плечо:

— Полезать!

Салаад мигом запрыгнул в «УАЗ», и выдохнул:

— Ехать!

Фыркнув, сержант погнал «козлика» к ПМТО, а вокруг простелилась желтая полупустыня «баскалия» с редко разбросанными безлистными, зато шипастыми деревьями. Вскоре показались припавшие к земле склады-ангары с полукруглыми крышами, казармы, госпиталь, штаб. Заблестела уйма бочек на складе ГСМ.

— Ходили сюда в наряд, — Юдин мотнул головой в сторону склада. — Ночью все остывает, и бочки гремят от перепада. Ух, ребята и дергались! Сразу в порт, товарищ старший лейтенант?

— Давай.

Завиднелись два клонящихся решетчатых крана и мачты судов.

Порт вписался в маленький заливчик, скорей даже лагуну — гавань и открытое море разгораживала широкая песчаная коса, посреди которой пузырилась каменная «могила шейха». Напротив усыпальницы громоздился плавучий док, «прикованный» к якорным банкам. Пришвартованная кормой к пирсу, покачивалась плавказарма ПКЗ-98, а у причальной стенки разгружался теплоход «Андижан». Три автокрана, взревывая и подвывая, выуживали из его трюмов ящики с оружием и боеприпасами, перебрасывая груз в автоприцепы. Тягачи «Петербильт» пятились задом, часто сигналя, а грузчики суетились, вирая.

— Целую эскадру подогнали! — возбужденно крикнул сержант.