— Сейчас кто-то получит! — тут же прилетела ответка из-за стенки.
— О! Слышали? — горестно вздохнул Динавицер.
Посмеиваясь, Макароныч присел на краешек дивана, и выложил на столик бумажный пакет. Из него выкатилась пара блестящих, словно лакированных сушек.
— В таком разе угощаю всех чаем!
— Я схожу! — с готовностью вскочил Дюха.
С превеликой опаской он миновал подругу, боясь даже случайно соприкоснуться рукавами. Зиночка искоса мазнула взглядом по «изменщику», и на ее щеках заиграли ехидные ямочки.
— А чё, мы в гостинице жить будем? — пристал к военруку неугомонный Динавицер. — А в какой?
— «Турист».
— Н-да, — ухмыльнулся Жека, глянув на меня. — Не «Астория», мон шер Мишель!
— Да нормальная гостиница, — пожал плечами Марк Аронович.
— Это… м-м… которая на Севастьянова? — влез я.
— Бывал там?
— Мимо проходил, — увернулся я от четкости. — Там рядом станция метро «Электросила».
— Я ж говорю… — военрук нацепил очки в тонкой золотой оправе, и с хрустом развернул «Известия».
— А чё вы читаете? — возник Изя на горизонте событий.
— Новости. Что-то их все больше и больше становится…
— Перемены грядут, — тонко улыбнулся я.
— Давно пора, — добротно кивнул Макароныч. — Другой вопрос — на благо ли?
— Узнаем во благовремении.
Майор даже с газетой в руках не терял выправки, а форменные брюки с тонким лампасом и «военная» рубашка с галстуком защитного цвета лишь оттеняли армейскую ауру.
— А чё пишут? — вытянул шею Динавицер.
— Да вот, Минавтопром разукрупнили, теперь за Минчермет взялись, — военрук солидно сверкнул очками. — Будут у нас отдельно «Ново-Липецкий металлургический завод», отдельно «Челябинский металлургический…», «Магнитогорский…», «Запорожсталь», «Серп и Молот»… Тут целый список. Демонополизация… хм… и социалистическая конкуренция!
— А чё? Может сработать, — авторитетно заявил Изя.
— Думаешь? — Макароныч глянул поверх очков.
— А то! — фыркнул Динавицер, и развил свою мысль: — Это как с помидорами. В овощной придешь — они там дешевые. Мятые, коцаные, зеленые… А у бабки на базаре — спелые, один к одному! Но подороже. Зато выбор!
— А мой папан, — сказал Зенков с первосортным прононсом, — уже заранее радуется. Говорит, что Минобороны теперь и в позу встать может: не будем брать ваши «ЗиЛы»! Не шибко они надежные и горючки много жрут. Или сделайте нам чего получше, или мы, вон, у чехов «Татры» закупим!
— Понимаю! — хмыкнул военрук, смешливо кривя аккуратную полоску усов. — А почему заранее?
— Так это когда еще будет! — затянул Жека. — Год пройдет, как минимум. Пока разделят, пока все оформят, пока бумаг испишут тонн пять…
— Замучали уже со своей демо… моно… — капризно завела Настя, переглядываясь с Тимошей. — Давайте, развлекайте нас!
Марк Аронович мигом отложил газету, а Изя оживился:
— О! Хотите новый анекдот?
— Фу, как пошло, — надула губки моя сестричка. — Стихов хочу!
— Кому чаю? — в дверях показался раскрасневшийся Дюха. Обеими руками он выжимал поднос с жалобно позвякивавшими стаканами в подстаканниках, отливавших старым серебром. Поднос валко пошатывался, грозя пролить «полезный, хорошо утоляющий жажду напиток».
— Куда так много? — всколыхнулась Зиночка. — Десять стаканов!
— Для тебя не жалко! — пылко измолвил Жуков, выставляя поднос на столик. Затем деловито выгреб из карманов малюсенькие упаковочки по два кусочка сахара, укладывая кучкой, и продекламировал: — Пейте чай с сушками, с треском за ушками!
— Пиит! — фыркнула Тимоша с легким, но отчетливым небрежением. — С тебя стих.
— Со всех! — грозно сдвинула бровки Настя. — Ты — первый.
— Дюха, девочки соскучились по лирике, — обрисовал я ситуацию, дзинькая ложечкой в стакане. Жуков с робкой надеждой посмотрел в сторону Зиночки, оцарапался о колючий взгляд, и увял.
— А ты — второй! — мило улыбнулась мне сестричка.
— Чучела, — нежно капитулировал я.
— Называется: «Обменялись любезностями!» — хихикнула Тимофеева. Озабоченная складочка, залегшая у нее над переносицей, разгладилась. — Дю-юш…
Андрей мигом ожил, исходя нервным румянцем.
— Щас, щас! — заторопился он. — Я… это… из Маяковского. Только не до конца…
Помолчав, Дюха ломко заскандировал, спускаясь по чеканным «лесенкам»:
— «Дым табачный воздух выел. Комната — глава в крученыховском аде. Вспомни — за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил…»
Теперь настала очередь Зиночки пламенеть ушками. Девушка немного растерянно, немного нервно теребила пояс халата, пряча взгляд под вздрагивавшими ресницами.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаянием иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас…
Позванивавший голос Дюхи пульсировал в лад с незримыми токами, что струились по тесному купе, касаясь оголенных душ.
Свидетели нежной приязни затихли, даже Изя молчал, неуверенно приглаживая свои кудри, непокорные, как пружинки. Марк Аронович смотрел на Андрея с задумчивой, немного печальной улыбкой, а Настино горло сушила духота.
— Зачет! — порхнуло из коридора.
Тимоша выпрямилась, взмахивая мокрыми ресницами, и словно отпустила тихое эхо:
— Зачет…
Колени у Дюхи дрогнули, моментом сбрасывая напряг, и он обессиленно рухнул на диван.