— Сорок пять лет, — эхом повторил Каррингтон. — Поразительно.
Кухмистер поднял кустистые брови. Он не находил в этом ничего поразительного.
— А теперь вы на пенсии? — гнул свое Каррингтон.
Кухмистер посасывал трубку и не отвечал. Журналист глотнул еще пива и сменил тему.
— Посносили старые пивные. Кинг-стрит уже не та. Студенты небось пивные марафоны больше не устраивают?
Кухмистер покачал головой.
— Их было четырнадцать. И в каждой надо было принять по кружке. За полчаса. Не так-то просто. — Он снова замолчал.
Каррингтон понял его настроение. Уходят старые времена, а вместе с ними и время старшего привратника. Поэтому-то старик так мрачен. Но только ли поэтому? Каррингтон зашел с другой стороны.
— Но Покерхаус не меняется.
Кухмистер стал мрачнее тучи.
— Еще как меняется. Так меняется, что… — Он сложил губы, как будто хотел плюнуть на пол, но вместо этого отвернулся и понюхал свою трубку.
— Вы о новом Ректоре?
— И его шайке. Женщины в колледже. Самообслуживание в столовой. А прислуга, которая жизнь отдала Покерхаусу! Ее вышвыривают на улицу. — Кухмистер допил пиво и грохнул кружкой об стол.
Каррингтон сидел тихо-тихо, как хищник в засаде.
Кухмистер снова раскурил трубку и выпустил облако дыма.
— Сорок пять лет я был привратником, — опять заговорил он. — Это же целая жизнь, правда? — Каррингтон торжественно кивнул. — Я торчал в привратницкой, а жизнь проходила мимо. Мальчишками мы поджидали, бывало, у костела кэбы молодых джентльменов. Они ехали со станции. "Давайте поднесу вещи, сэр", — и бежишь рядом с лошадьми всю дорогу до колледжа, а потом тащишь сундуки в комнаты. За шесть пенсов. Вот так. Пробежишь милю. Поднесешь сундуки. Заработаешь шесть пенсов. — Кухмистер улыбнулся, вспомнив былое.
Каррингтону показалось, что воодушевление привратника прошло. Определенно, он живет не только воспоминаниями. Кухмистер чем-то раздосадован. Нечто подобное испытывал и Каррингтон. Ведь его обидели те же люди. Это их проклятое высокомерие! Эта подлая снисходительность, с которой они изучают тебя, словно букашку под микроскопом. Пусть ты слаб, пусть жалок, но как они смеют! На мгновение журналист почувствовал в привратнике товарища по несчастью.
— А теперь они преспокойно извещают вас об увольнении? — спросил он.
— Кто сказал? — ощетинился Кухмистер.
Каррингтон завилял:
— Штат сокращают… Вы говорили что-то такое…
— Не имеют права, — почти про себя заговорил Кухмистер. — Не случилось бы такого при лорде Вурфорде.
— В мое время колледж пользовался отличной репутацией у прислуги, — поддакнул Каррингтон.
Кухмистер внимательно взглянул на него.
— Да, сэр. В Покерхауре всегда поступали по совести.
— Это я и имел в виду. — Каррингтон напустил на себя важность. По-видимому, это необходимо, чтобы войти в доверие к Кухмистеру.
— Лорду Вурфорду такое и в голову бы не пришло. Он прислугу жаловал. Оставил мне по завещанию тысячу фунтов, — продолжал Кухмистер, — я их и предложил Казначею. Чтобы помочь колледжу в беде. А он нос воротит. Представляете? Взял да и отказался.
— Вы предложили ему тысячу фунтов, чтобы помочь колледжу? — переспросил Каррингтон.
Кухмистер кивнул:
— Ну да. А он мне: "Что вы, что вы, не возьму". Да тут же меня и уволил. Представляете?
Представлял Каррингтон или не представлял — не суть важно. Но история — первый сорт!
— А еще и Райдер-стрит продают, — добавил Кухмистер.
— Райдер-стрит?
— Где все слуги живут. Всех нас выгоняют.
— Выгоняют вас? Не может быть!
— Может. Повара, старшего садовника, Артура, всех.
Каррингтон допил пиво и принес еще пару. Вот она, та задушевинка, которую он искал. Теперь дело в шляпе.
15