Новый рассвет

Глаза никак не хотели открываться. Бэннер мигнула, полусонным взглядом едва различила Джейка. В сером свете раннего утра спальня казалась погруженной в туман.

– Почему ты встал? – с трудом спросила она.

Он сидел на краю кровати полностью одетый для дневной работы и, накрутив прядь ее волос на палец, щекотал ей нос, чтобы разбудить.

– Работники сегодня приедут рано. Пригоним ваш скот домой, госпожа хозяйка. – Джейк слегка ткнул Бэннер в подбородок. – Не хотел уходить, не попрощавшись.

Она восхитительно надула губки.

– Как бы мне хотелось поехать с вами.

– В следующий раз. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее в кончик носа, но поцелуй охватил и ее губы, кончик языка проник в рот. – Мне очень нравится просыпаться рядом с тобой, Бэннер.

– Мне тоже.

– Но так больше продолжаться не может. – Джейк встал с кровати и подошел к окну. По серому горизонту разливалось жемчужно-розовое сияние.

В сердце Бэннер раздался похоронный звон. Она скинула простыни, схватила халат, встала.

– Что ты хочешь сказать? – Она запахнула халат и вытащила волосы из-под воротника.

– Мы больше не можем спать вместе. Я слишком люблю тебя, чтобы так унижать. Кроме того, каждый раз, касаясь тебя, я обманываю Росса и Лидию. Они доверили тебя мне.

Сердце отчаянно заколотилось. Не может быть, чтобы Джейк прощался навсегда. Если это так, она умрет не сходя с места.

Он медленно отвернулся. Его пальцы беспокойно перебирали поля шляпы.

– Бэннер, я считаю… – Он замолчал и прочистил горло. Она подавила всхлип. – Я думаю, нам надо пожениться.

Она громко вздохнула от облегчения. Бросилась к нему, повисла на шее и осыпала его лицо поцелуями.

– О Джейк, Джейк! Я… о да, да!

– Ты этого хочешь?

– Господи боже, еще бы. Если бы ты не сделал мне предложения, я бы сама сделала его тебе. Я боялась, что ты хочешь сообщить мне, что уходишь.

Джейк улыбнулся, видя, как радостно согласилась Бэннер. Он уронил шляпу на пол и крепко обнял ее.

– Осторожно. У тебя разойдется шов.

– О Джейк, когда? Когда?

– Как можно скорее. – Он немного отодвинулся и вгляделся в ее лицо. Его улыбка вдруг стала напряженной. – Бэннер, у нас нет времени на пышную свадьбу. Я уже выправил лицензию. Я все оформил в тот день, когда ездил в город за продуктами. Ты не возражаешь, если мы просто найдем священника и обвенчаемся без шума, даже ничего заранее не говоря родителям?

– Нет, конечно, – в замешательстве ответила Бэннер. – Мне не нужны еще одни свадебные фанфары. Но почему нельзя говорить родителям? Почему ты говоришь, что у нас нет времени?

Джейк отстранил ее, но продолжал крепко держать за плечи.

– У тебя будет ребенок, Бэннер. – Она уставилась на него, слишком ошарашенная, чтобы ответить. – Ты носишь моего ребенка.

Ребенок! Ребенок Джейка!

– Это, конечно же, случилось в первую ночь в конюшне, – продолжал он. – Мне сказал доктор, когда осмотрел тебя. Это было одной из причин, почему он не хотел тебя оперировать. Боялся, что навредит ребенку.

У меня будет ребенок. Дитя, которое сотворили мы с Джейком.

Неимоверная радость нахлынула на Бэннер, искрясь и пенясь, как фонтан, бурля в крови, как лучшее шампанское.

Но потом смысл его слов оглушил ее, сразу перекрыв потоки счастья, растекавшиеся по телу. Она скинула с плеч его руки и повернулась спиной. Ее лицо из радостного стало пустым, потом сердитым, яростным. Не успел Джейк увернуться, как она влепила ему крепкую и весьма болезненную пощечину.

– Негодяй! Мне от тебя не нужны ни жалость, ни милостыня. Господи, как подумаю…

Она что-то невнятно бормотала. Оказывается, он занимался с ней любовью и предложил жениться только из жалости. Унижение было невыносимым.

– Жалость? Милостыня? Что ты мелешь? – вопрошал Джейк, потирая челюсть.

– Уйди отсюда и оставь меня в покое. Убирайся! – завизжала Бэннер. Джейк слишком часто в детстве видел ее вспышки раздражения и понял, что она не шутит. А когда он услышал, что во двор въехали всадники, явившиеся на работу, ему ничего другого и не оставалось.

– Поговорим позже.

– Иди к черту.

Он вышел из дома.

Бэннер проследовала за ним до двери в спальню и захлопнула ее с такой силой, что оконные стекла зазвенели. Потом она закрыла лицо руками и соскользнула по прохладной деревянной стене на пол. Ее тело сотрясалось в бурных рыданиях.

Со дня свадьбы она ни разу не испытывала такого унижения – даже более сильного, чем после случая в конюшне, чем когда-либо в жизни.

Она чувствовала себя раздавленной и несчастной.

23

Грейди Шелдон поправился. Ребра уже не врезались во внутренности при каждом вдохе или движении. Расшатанные зубы укрепились в деснах. Синяки на лице, сменив все оттенки пурпурного, превратились теперь в желтые пятна, различимые только при ярком свете.

Телесные раны заживали. Но ненависть источала гной, как открытая рана.

Чертов ковбой.