Новый рассвет

Поразительные глаза. Он всегда думал, что у Лидии глаза необыкновенного цвета. Но у Бэннер они еще более редкого оттенка. Он видел свое отражение в их золотистой, с прозеленью, глубине. Выглядел он, по правде сказать, довольно глупо. Как ошеломленный человек, налетевший на невидимую стену. И ему было не до смеха. Максимум, на что он оказался способен, – титаническим усилием воли отвести взгляд.

Казалось, они зажаты в стенах дома, как в мягком кулаке. Домик был небольшой – только гостиная и с одной стороны от нее спальня, а с другой – кухня. Позже предполагалось расширить его, но сейчас скудость пространства и полная тишина кругом будто толкали их друг к другу.

– Ты шипишь, как гремучая змея, – прошептал Джейк. Может, он боялся громким голосом нарушить интимность обстановки?

– Ты тоже.

– Наверное.

– Обижаешься на каждое мое слово.

– Теперь нам лучше обойтись без шуток.

– Да.

– Я не могу относиться к тебе как раньше.

Бэннер вздохнула.

– Знаю. Время нельзя повернуть вспять.

– Ты жалеешь об этом?

– Да, а ты?

Джейк кивнул.

– Глупый вопрос. Я сама могла догадаться. – Бэннер помолчала, прикусив нижнюю губу, потом продолжила: – Та ночь навсегда останется преградой между нами. Мы ее не забудем.

О Боже, он помнил. Помнила каждая клеточка его тела. Его глаза, отказываясь повиноваться рассудку, задержались на ее безупречной формы губах. Если бы забыть, как очаровательно ахнула Бэннер, когда он первый раз коснулся их языком, как она очнулась, как стала отвечать на его поцелуй.

Он наклонился к ней, не нарочно, это вышло совершенно случайно, но дыхания их слились. На ее шее, у самого основания, билась голубая жилка. Тогда ночью он снова и снова впивался губами в эту нежную ямку. На языке еще оставался вкус ее кожи. Взгляд Джейка скользнул дальше, вниз. На груди платье морщило. Его тянуло разгладить складки материи, нащупать соски. Стон рвался из груди. Низ живота стал твердым, как гранит. Он разглядывал ее лицо в черном облачке непослушных кудрей. Он безумно хотел ее.

– Бэннер?..

– Да?

Джейк вдруг осознал, что чуть было не поцеловал ее. А тогда… Тогда он не остановился бы. Он целовал бы сквозь платье ее груди, сжимал бы губами их кончики, такие сладкие, притянул бы ее к себе, приподнял за бедра, прижал к своей набухшей плоти. Он снова совершил бы немыслимое, невозможное.

Но он не поддался соблазну, отступил на шаг.

– Ничего. Увидимся утром. Позови, если что понадобится.

– Куда ты?

Спать было еще рано.

– Пойду проверю загон, что мы сегодня построили. Это, конечно, на время, потом построим покрепче. Рэнди гвоздя забить не умеет.

– А мне показалось, для начала он неплохо поработал.

Не хватало еще, чтобы она заступалась за этого молокососа. Джейк взорвался, вымещая на Бэннер свое раздражение.

– Ну, мне он понравился значительно меньше. Если не возьмется за дело как следует, я его выгоню. – Он хлопнул дверью.

7

Наступила ночь, невероятно темная ночь, и только тогда Бэннер осознала, как уединенно стоит ее ранчо. Со дня своего рождения Бэннер жила в окружении людей. Сегодня первый раз в жизни ей пришлось спать совсем одной, в пустом доме.

Спасительный сон не приходил, не избавлял от одиночества. Она прислушивалась к каждому звуку. В родительском доме ничто не тревожило ее по ночам. В Излучине, в ее спаленке наверху, с ларями под окнами и полупрозрачными занавесками, все звуки, все мелькавшие за окном тени были знакомыми и успокаивающими.

Но сегодня даже шелест листьев звучал зловеще, скрип новых бревен походил на стон, а тени казались враждебными.

Не совершила ли она ошибку, покинув семью? Она никогда не понимала, как могла Ма Лэнгстон жить одна в своей хижине. Много раз Лидия и Росс убеждали ее переселиться к ним, занять одну из комнат наверху, но Ма неизменно отказывалась. Бэннер не представляла, как можно предпочесть одиночество обществу любимых и любящих тебя людей.

Нет, одиночество – это ужасно. Может, она поступила опрометчиво, перебравшись за реку. А что, если ей до скончания дней своих предстоит прожить здесь одной и не к кому будет прижаться ночью? Что, если она состарится в одиночестве? Стоит ли трудиться, превращать эту землю в доходное ранчо, если не с кем разделить его?

Бэннер рассердилась. Какие мрачные мысли лезут в голову! Она сбросила одеяло и подошла к окну. От луны, по крайней мере, стало чуть светлее. Бэннер посмотрела в сторону конюшни. Новенькая, она выглядела какой-то ненатуральной, как декорация, – ничего общего с той, самой старой в Излучине, конюшней, в которой они с Ли играли в детстве в прятки, с ее особым, терпким запахом. Эта казалась чужой.

Но одно из окон тускло светилось – фонарь, наверное, был повернут вниз, в пол. Джейк недалеко, он услышит ее крик, если окутавшая ее тьма и полное одиночество станут невыносимыми.

Присутствие его успокоило Бэннер, она вернулась в постель и заснула. На рассвете она проснулась, вскочила и облачилась в рабочую одежду.